“По два злотых за штуку”, - сказала полька так спокойно и самоуверенно, как будто это не было ограблением на большой дороге.
“Что?” Анелевич взвизгнул. “Это не продажа. Это воровство, вот что это такое”.
“Они вам не нужны, вам не нужно платить”, - ответила женщина. “Вон та Ева, она берет за два с половиной, но она говорит, что у нее яйца побольше. Иди дальше и посмотри, сможешь ли ты найти какую-нибудь разницу ”.
“Это все еще воровство”, - сказал Мордехай, и это было так - даже два злотых были почти вдвое выше текущей ставки.
“Цены на корм выросли”, - сказала полька, пожимая плечами. “Если ты думаешь, что я собираюсь продавать в убыток, ты мешугге”. Там, где он придерживался польского языка, она вставила заранее обдуманное слово на идише. Мгновение спустя она лукаво добавила: “И я знаю, что вы, евреи, не настолько сумасшедшие”.
“Чем ты вообще кормишь своих несчастных цыплят? Икра и шампанское?” Анелевичу выпалили в ответ. “Хлеб подорожал на пару грошей, но не настолько. Я думаю, ты жаждешь быстрой наживы ”.
Ее глаза, казалось, были вырезаны из серого льда. “Я думаю, если тебе не нужны мои яйца, ты можешь уйти и позволить посмотреть тому, кто их хочет”.
Черт возьми, он действительно хотел яйца. Он просто не хотел платить за них так много. Берта закатывала истерику; затем она издавала пренебрежительные звуки о бесполезности отправки простого человека на рыночную площадь. Мордехай был, или думал, что был, по-своему компетентным покупателем. “Я дам вам девять злотых за полдюжины”, - сказал он.
В какой-то неприятный момент он подумал, что продавец яиц даже не снизойдет до того, чтобы поторговаться с ним. Но она это сделала. В итоге он купил яйца за десять злотых сорок грошей и получил привилегию собирать их самому. Это не было победой - он не мог притворяться, что это так, как бы сильно ни старался, - но это было нечто меньшее, чем сокрушительное поражение.
Нагруженный продуктами, он направился на юг по Згирской улице, затем повернул направо на Лютомирскую; его квартира находилась недалеко от пожарной части на этой улице. При ходьбе у него болели задние части ног. В руках было такое ощущение, как будто он нес мешки со свинцом, а не овощи и яйца.
Нахмурившись, он продолжал. Он никогда не был в полном порядке после того, как полжизни назад надышался немецким нервно-паралитическим газом. В этом случае ему повезло. Людмила Ягер - тогда она была Людмилой Горбуновой - была гораздо большим калекой, чем он, в то время как газ помог свести Генриха Ягера в раннюю могилу. Анелевичу это показалось ужасно несправедливым; если бы не немецкий танковый полковник, металлическая бомба стерла бы Лодзь с лица земли и, вероятно, разрушила бы хрупкое перемирие между людьми и ящерицами.
Младшего сына Анелевича звали Генрих. Было несколько лет, когда он либо рассмеялся бы, либо потянулся за винтовкой, если бы кто-нибудь предположил, что он может назвать ребенка в честь офицера вермахта.
Тяжело дыша, он с трудом поднялся по лестнице в свою квартиру. Он остановился в холле, чтобы перевести дыхание, собравшись с духом, чтобы Берта не волновалась, прежде чем войти внутрь. Он также остановился, чтобы осмотреть новую дверь, после того как потенциальный убийца вставил магазин для пистолета-пулемета в старую, она слишком хорошо проветрилась, чтобы иметь большую ценность. В квартире также были установлены новые окна.
Когда он все-таки зашел внутрь, выражение лица его жены говорило о том, что он недостаточно долго задерживался. “Это, должно быть, беспокоит тебя сегодня”, - сказала Берта Анелевичс.
“Не так уж плохо”, - настаивал Мордехай. Если бы она поверила в это, возможно, он тоже поверил бы. “И я неплохо поработал на рынке”. Это вызвало улыбку у его жены. Она не была хорошенькой ни в каком общепринятом смысле этого слова, но становилась красавицей, когда улыбка озаряла ее лицо. Затем, конечно, ей захотелось подробностей.
Когда он отдал их ей, улыбка исчезла. Он знал, что так и будет. “Это грабеж!” - воскликнула она.
“Я знаю”, - сказал он. “Это было бы еще худшим ограблением, если бы я не торговался так усердно. Нам действительно нужны были яйца”.
“Нам тоже нужны были деньги”, - печально сказала Берта. Затем она пожала плечами. “Что ж, все готово, и яйца действительно выглядят аппетитно”. Ее улыбка вернулась. Он улыбнулся в ответ, прекрасно зная, что она легко его подвела.