Время от времени поезд останавливался в крошечном, выжженном солнцем городке, мало чем отличающемся от крошечных, выжженных солнцем городков американского юго-запада. И тогда, наконец, кондуктор кричал: “Бофорт-Уэст! Все ради Бофорт-Уэста!” Он повторил свои слова на нескольких разных языках.
Несмотря на все повторения, Рэнс и Пенни были единственными, кто сошел на Бофорт-Уэст. Это не был крошечный городок; он приобрел более высокий статус маленького городка и лежал на северной окраине Великого Кару. Ауэрбах пожал плечами. Он не знал точно, что такое кару, но эта страна все еще напоминала ему западный Техас, или Нью-Мексико, или Аризону.
“Суше, чем в Канзасе”, - сказала Пенни, прикрывая глаза рукой. “И жарче, даже если не так жарко, как было в поезде. Похоже, что у черта на куличках. Тут двух вариантов быть не может ”.
“Ну, это то, за чем мы пришли, не так ли?” Ответил Ауэрбах. “Мы можем взять напрокат машину или попросить кого-нибудь отвезти нас посмотреть на львов или что там еще, черт возьми, здесь водится”. Он подумал, увидит ли он вблизи одного из этих высоких забавных ястребов.
“Ладно”. Пенни пожала плечами и подхватила их чемоданы; она несла вещи лучше, чем Рэнс. “Теперь все, что нам нужно сделать, это найти дом Донкина”.
Это было всего в квартале отсюда: по логике вещей, на Донкин-стрит, которая, похоже, была главной улицей Бофорта Уэста, такой, какой она была. Вряд ли это выходило за рамки мотеля, что не удивило Ауэрбаха. Он зарегистрировал себя и Пенни как мистера и миссис; Южноафриканцы были в этом отношении еще более привередливы, чем американцы.
Тушеная говядина в маленьком кафе через дорогу от "Донкин Хаус" была совсем не похожа на то, что готовила мать Рэнса, но была неплоха. Бутылка светлого пива "Лайон" улучшила его взгляд на мир. “Сегодня вечером мы расслабимся, ” сказал он, “ а потом завтра утром выйдем и посмотрим, что там есть на что посмотреть”.
“Мили и мили миль и миль”, - предсказала Пенни.
“Мили и мили миль и миль со львами и антилопами, а может быть, и с зебрами”. Ауэрбах ткнул ее в ребра. “Эй, ты больше не в Канзасе”.
“Я знаю”. Пенни поморщилась. “Я тоже не ношу рубиновые тапочки, на случай, если ты не заметил”.
Как оказалось, ни у кого в Бофорт-Уэсте не было машины напрокат. Местные жители, даже те, кто говорил по-английски, смотрели на Рэнса так, как будто он сошел с ума, предложив такое. Единственным такси в городе был пожилой "Фольксваген", двигатель которого кашлял хуже и громче, чем у "Ауэрбаха". Водителем был чернокожий мужчина средних лет по имени Джозеф Морока.
“Ты забавно говоришь по-английски”, - заметил он, когда вез Рэнса и Пенни из города на кару.
Ауэрбах подумал, что у таксиста странный акцент, но Пенни сказала: “Мы из Соединенных Штатов”.
“О”. Там, на переднем сиденье, Морока кивнул. “Да, так оно и есть. Ты говоришь так, как будто я видел фильмы в кинотеатре”. Он стал дружелюбнее после того, как понял, что они не были белыми коренными жителями Южной Африки. Это, без сомнения, кое-что говорило о том, как здесь все было до прихода ящеров.
Он обнаружил, что его пассажиры львы. Они спали в тени дерева. Он нашел много гемсбока и куду - он чуть не задавил гемсбока, который перебежал дорогу. Он нашел лису с ушами, слишком большими для ее головы. И Ауэрбах обнаружил, что его "ястреб на ходулях" назывался птицей-секретарем; у него была пара перьев, торчащих из головы и похожих на ручки, заткнутые за ухо человека.
“Это хорошая птица”, - серьезно сказал Морока. “Она ест змей”.
Тут и там скот бродил по сельской местности, время от времени останавливаясь, чтобы попастись. “Здесь нужно много земли, чтобы прокормить стадо”, - сказал Ауэрбах. Это было верно и для американского юго-запада. Джозеф Морока снова кивнул.
“Может, нам вернуться в город?” - Спросила Пенни.
Рэнс бросил на нее неприязненный взгляд. “Если ты просто хочешь посидеть в комнате, мы могли бы сделать это еще в Кейптауне”, - сказал он.
“Ну, мы можем сходить еще раз завтра, если там есть что посмотреть, отличное от того, на что мы только что смотрели”, - ответила она. Если бы они были одни, она, вероятно, сказала бы ему, куда направиться. Но, как и большинство людей, она не горела желанием ссориться там, где ее могли услышать посторонние.