Терри оставила молодых людей одних в комнате. Они присели на диван. Обычно, как только дверь закрывалась, Тодд бросался обнимать подругу. Но на сей раз он соблюдал дистанцию и даже не делал попыток до нее дотронуться. Он не задерживал взгляд на ее лице дольше одной секунды и разговор вел странный. В его присутствии Эшли вдруг почувствовала себя прокаженной и подумала, что Тодд пришел проведать ее лишь из чувства долга, а сам бы с удовольствием оказался где-нибудь в другом месте. Нет, она не жаждала его прикосновений. Мысль о сексе будила в памяти мерзкие лапания того негодяя и его отвратительный кислый запах. Но все-таки хорошо бы Тодд проявил какие-то признаки расположения, вместо того чтобы скованно сидеть рядом, украдкой отсчитывая минуты. После этого визита парень больше не появлялся и не звонил.
После трагедии Эшли не могла заставить себя отправиться в школу. Целыми днями она сидела у себя в комнате или валялась в кресле, тупо пялясь в телевизор. Терри пыталась внушить дочери, что никто не винит ее в смерти Тани, но Эшли была уверена, что одноклассники непременно спросят, почему она жива, а Таня погибла.
Во вторую пятницу апреля, в четыре часа дня, Терри вернулась домой после беседы с директором школы. Мать Эшли была невысокого роста, с большими карими глазами, смуглой кожей и прямыми короткими черными волосами. В свое время, в колледже, она занималась кроссом и до сих пор обладала стройной, сильной фигурой бегуньи на длинные дистанции. Когда Терри вошла в гостиную, на экране происходило какое-то ток-шоу. Остановившись в дверях, она молча взирала на дочь. Было очевидно, что Эшли использует телепрограмму просто как шумовой наркотик и – спроси ее потом – не сможет припомнить ни слова.
Добровольное заключение, к которому дочь себя приговорила, рождало у матери боль и отчаяние. Эшли росла самодостаточной, уверенной в себе личностью. А теперь вдруг Терри пришлось иметь дело с растерянной, павшей духом девушкой – собственной дочерью. Несчастную мучили ночные кошмары, после которых она чувствовала себя настолько разбитой, что приходилось полдня отсыпаться. Мать предложила Эшли обратиться к психотерапевту, но та отказалась обсуждать произошедшие убийства. Терри было тоже нелегко переживать свое горе, но она не могла позволить себе такую роскошь, как удалиться от мира. Ей приходилось одновременно опекать и ободрять Эшли и самой учиться жить заново.
Облик безмолвно сидящей в кресле Эшли выражал подавленность и безразличие: мятый спортивный костюм, нечесаные волосы. Терри потребовалось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы удержаться и не напуститься на дочь с упреками. Она молилась, чтобы принесенные ею новости вывели Эшли из депрессии. Терри выключила телевизор, привлекая внимание дочери.
– У меня есть для тебя две хорошие новости, – объявила она. Эшли недоверчиво посмотрела на нее. – Я только что говорила с мистером Пэджетом. Он намерен разрешить тебе закончить свой предпоследний класс экстерном. Даже не придется сдавать экзамены. Выставят те оценки, какие есть у тебя на сегодняшний день. А они довольно высокие, так что тут все в порядке.
Выражение облегчения отразилось на лице девушки, но это не вызвало удовлетворения у Терри. Дочь всегда была сильной личностью, прирожденным лидером, она умела храбро смотреть в лицо своим страхам и трудностям. То, что сейчас она стремилась от них укрыться, отсидеться за стенами дома, повергало Терри в печаль.
– Есть еще кое-что. На прошлой неделе я получила письмо из Орегонской академии. Я не хотела обсуждать его с тобой прежде, чем поговорю с мистером Пэджетом и руководителями академии. Сегодня я встретилась и с ними.
Эшли выпрямилась в кресле. Частная средняя школа под названием "Орегонская академия" была непререкаемым авторитетом в области женского футбола. В этом году она вновь стала чемпионом штата среди школьных команд и была признана на общенациональном уровне. Школа проиграла ей в четвертьфинале кубка штата, но на счету Эшли в том матче было два гола.
– Академия хочет, чтобы выпускной класс ты закончила у них, – продолжала Терри, стараясь говорить нейтральным, деловитым тоном. Не надо, чтобы дочь заметила, как мечтает мать, чтобы она ухватилась за этот шанс. – Они берут тебя бесплатно, предоставляют полную стипендию. У нас ведь... нет больших денег. Я сказала им, что у меня нет возможности оплачивать обучение. Но они действительно рвутся тебя заполучить. Ты произвела на них впечатление на турнире штатов. Кроме того, игра за академию повысит твои шансы на поступление в хороший университет. Помимо получения первоклассного образования, тебе будет легче получить университетскую стипендию как спортсменке, играющей за команду общенационального ранга.
Впервые со времени трагедии в глазах Эшли мелькнул интерес.
– А для тебя это новый старт, смена декораций. Ты сможешь даже жить там, как в интернате, если захочешь. Будешь вдали от дома. Почти как в колледже.
Терри остановилась и перевела дыхание. Она знала, что станет очень скучать, если Эшли переедет в школьное общежитие, но была готова принести любые жертвы, лишь бы помочь дочери исцелиться.
– А когда... когда надо приступать? – спросила Эшли.
– Школьный год начинается в сентябре, но летом у них открывается футбольный тренировочный лагерь. И некоторые девочки будут там работать младшими тренерами. Человек, с которым я беседовала, сказал, что и ты могла бы этим заняться. Как я поняла, там ожидается даже кое-кто из членов олимпийской сборной.
Эшли встрепенулась. Терри видела, что она всерьез размышляет.
– Тебе не обязательно давать ответ прямо сейчас. Мы могли бы сначала туда съездить, оглядеться. Посмотришь, понравится ли тебе, познакомишься с девочками из команды. Это всего в получасе езды, – добавила Терри, стараясь не дать беседе угаснуть. – Что скажешь? Давай прокатимся завтра? Школа за городом. Погода обещает быть хорошей. Неплохо немного развеяться.