Она опустила голову, прикрыла глаза, и Дилюк в знак поддержки стиснул ее плечо. Аяка благодарно улыбнулась.
— В тот момент я подумала: а что, если и Аято однажды уйдет из моей жизни? Так же, как отец, внезапно, угаснет в одночасье. Что я тогда буду помнить о нас? Хочу ли я сохранить в памяти пустые обиды — или же лучшие моменты, которые мы пережили вместе?
Дилюк отвел взгляд. Слова Аяки запали ему глубоко в душу. Столько лет прошло, а он до сих пор не может отпустить прошлое, забыть ту злополучную ночь, когда шел дождь, и двое разделили под одной крышей не боль от потери — нежеланный секрет, ставший обузой для них обоих. Каждая их последующая встреча омрачалась памятью той ночи. А Кэйа, этот холодный, неприступный Кэйа только усугублял ситуацию, прячась за хитрой улыбкой и ледяной сталью глаз.
Но Кэйа — искусный лжец. Его ложь хороша лишь потому, что он говорит людям то, чего они так жаждут услышать.
Дилюку нравилось верить, что Кэйе наплевать на смерть отца, на ссору, которая разрушила их прежнюю дружбу, на все, кроме собственной выгоды и мимолетных удовольствий. Кэйа тщательно выстраивал эту иллюзию специально для него, и Дилюк охотно верил, потому что так было проще. Впускать в душу ярость было легче, чем неприятное осознание того факта, что сердце его бывшего брата давным-давно разбито в ледяные осколки.
Его, Дилюка, собственными руками.
Аяка погладила его по плечу.
— Думаю, вы с Кэйей причинили друг другу немало боли, — мягко сказала она. — Но это не значит, что так должно быть всегда. Пока он жив, каждый момент — это шанс все исправить.
Она поднялась, сжала напоследок его плечо.
— Не слушай, что говорит Кэйа. Ты и сам знаешь, что не найдешь в его словах правды. Он до сих пор дорожит тобой, и я уверена, у вас хватит храбрости друг друга простить.
С этими словами она мягко улыбнулась на прощание и тихонько ушла, оставив Дилюка наедине со своими мыслями.
*
Две лодки мягко ударились о берег острова Ясиори, и Люмин с облегчением размяла затекшие руки.
Она никак не могла подумать, что поиски таинственной Нацуко обернутся физическими нагрузками, но делать было нечего. Аято и Сяо были ранены, Итто следовало беречь силы, а Венти просто ленился, беззаботно наигрывая на лире задорный мондштадтский мотив. За весла пришлось браться Люмин и Кадзухе. К концу путешествия от нагрузки забились руки, а от бесконечных комментариев Паймон — голова, и Люмин была рада наконец сойти на берег, укрытый мелким песком.
Сяо с интересом поглядывал по сторонам. В дороге Кадзуха рассказывал о том, как на острове Ясиори базировался во время гражданской войны лагерь Сопротивления. Аято поведал историю побережья Надзути и ущелья Мусодзин. Рассказ о судьбе змея Оробаси опечалил Венти, и он притих, задумчиво перебирая струны.
Разыскать бабушку О́ни оказалось легко. Она сидела на побережье и щурилась на полуденное солнце, краем глаза наблюдая за суетой двоих детишек на берегу. Стоя по колено в воде, Такуя показывал им, как метать блинчики. Дети пристально следили за движениями его рук, но их камни только с громким всплеском уходили под воду. Впрочем, детей это ни капли не печалило, и они звонко смеялись, подставляя румяные лица золотистым лучам.
— А, Итто, — обрадовалась бабушка О́ни. — Ты вернулся.
Заметив гостей, Такуя указал детям на Итто, и они, крича наперебой, бросились его обнимать.
— Хе-хе, чем это вы тут занимаетесь? — радостно прижав ребятишек к себе, спросил Итто. — «Лягушек» пускаете?
— Сам ты лягушка! — обиженно отозвался мальчик. — Это «блинчики»!
— Не «блинчики», а «жабки», — возразила девочка.
— Чего-о? «Блинчики»? «Жабки»? — возмущенно протянул Итто. — Такуя, ты чему детей учишь?
С этими словами он умчался на берег, но вместо ожидаемой ссоры два о́ни заключили друг друга в крепкие объятия. Дети присоединились к ним, и вскоре все четверо уже шумно выясняли, как правильно называть игру в плоские камни и кто из них сможет запустить «блинчик» («Нет, лягушку!», «Вообще-то жабку!») дальше остальных.
Паймон смущенно заложила руки за спину.
— Как у вас дела, бабушка?
Бабушка О́ни рассмеялась.
— Потихоньку, помаленьку, ребята. Какая у вас примечательная компания собралась. Вы в гости? Или же по делу?
Итто выбрался из воды, неся на одном плече мальчика, а на другом — девочку, но под грозным взглядом Люмин поставил их на песок. Ему не следовало перенапрягаться.
— Бабушка, ты знаешь, кто такая Нацуко? — спросил Итто. — Она живет где-то на острове Ясиори.
— Отчего же не знать, знаю, — отозвалась бабушка. — А чегой-то вы от нее хотите?
Люмин кратко рассказала о Чжун Ли и его визитке, постаравшись не давать никаких намеков на личность Гео Архонта. Бабушка О́ни внимательно выслушала ее, изучила аккуратную визитку и наконец рассмеялась, вызвав недоумение Итто.
— Вот уж не могла подумать, что достопочтенный мистер Чжун Ли до сих пор меня помнит.
— Достопочтенный ми… — начала было Паймон. Тут паззл в ее голове наконец сложился, и глаза Паймон округлились. — Подождите, так Нацуко — это вы?
Итто не сдержал изумленного восклицания.
— Вас это удивляет? — добродушно сощурилась бабушка О́ни.
Люмин качнула головой. Когда-то эта женщина без страха и предубеждений приняла к себе Итто, и ее не заботило, что все вокруг клеймят его чудовищем. Ничего удивительного, что ее история оказалась гораздо богаче, чем казалось на первый взгляд.
Бабушка вернула Люмин визитку, и Люмин убрала ее в карман. Теперь этот маленький кусочек картона был ей без надобности, но Люмин решила сохранить его как памятный трофей.
— Такуя, будь добр, приготовь детям обед. А вы, ребята, расскажите мне обо всем, что сейчас происходит на Наруками.
Собравшись вокруг бабушки, друзья расселись на песке и приступили к рассказу.
Люмин украдкой наблюдала за Итто. Он молчал, опустив голову и задумчиво прокручивая шипастый браслет на запястье. Неужели его так потрясло, что бабушка О́ни оказалась Нацуко? А может, он расстроился, что за столько лет ни разу не слышал ее настоящего имени?
— Понятно, — сказала бабушка, когда рассказ подошел к концу. — Значит, вы ищете способ пробудить спящих без уничтожения Кольца Изнанки…
— Как считаете, это возможно? — спросила Люмин.
Бабушка перевела взгляд на Венти.
— Думаю, ответ лежит на поверхности, — сказала она и указала на лиру. — Вы сами сказали, что демонов в деревне Конда спугнула музыка. Останки Архонтов — это средоточие зла, и они не переносят ярких положительных эмоций. Кольцо Изнанки — артефакт, созданный с помощью останков Архонтов, и наверняка его связь с человеком можно разорвать, если зародить в его душе позитивные ощущения.
— О, — только и произнес Кадзуха.
Он взглянул на Сяо. Люмин казалось, она улавливает ход его мыслей. Если простенькая мелодия, сыгранная Кадзухой на листе, смогла пробудить положительные эмоции даже в душе поглощенного кармой Сяо, то и для Электро Архонта наверняка найдется своя музыка.
— Это будет непросто, — признался Венти. — Песню-то я написать могу, но вот пробудить с ее помощью Эи… Чтобы создать подходящую мелодию, нужно понимать, что ее беспокоит, а что приносит облегчение и радость. А я ведь почти ее не знаю.
— Мы кое-что знаем, — вмешалась Паймон. — Так… Самую малость. Но Паймон думает, в последнее время мы действительно стали немного лучше понимать Эи.
— А еще знает Мико, — сказал Аято. — Леди Гудзи, я хотел сказать.
Кадзуха задумчиво приложил руку к подбородку.
— Леди Яэ спит, но даже так она сумела помочь Венти отыскать для Кокоми нужный ритуал, — кивнул он. — Может, она и в этот раз нас направит.
Венти, склонив голову набок, сыграл короткую ненавязчивую мелодию. Написать песню для Райдэн Эи, способную разорвать ее связь с Кольцом Изнанки, зародить в ее душе позитивные эмоции…
— Что ж, звучит, как вызов для истинного барда, — в конце концов сказал он. — Вы правы. Я расспрошу Люмин и Паймон, а потом снова навещу Храм Наруками. Может, там меня посетит неожиданное вдохновение? Хе-хе.