— Вот именно! — подхватила она. — Любой из нас мог оказаться на твоем месте, так что тут нечего стыдиться и не о чем переживать.
— Любой, — согласился Чайльд. Вздохнув, прикрыл глаза ладонью. — Но оказался я.
Люмин сделала шаг и осторожно положила руку ему на плечо. Чайльд вздрогнул, но отстраняться не стал.
— Именно по этой причине тебе не следует держать все в себе, — мягко сказала Люмин. — Если тебя что-то беспокоит, давай поговорим. Ты не один, Аякс. Мне…
Она взглянула на Паймон, и та понурила голову, догадавшись, что хочет сказать Люмин.
— Мне жаль, что мы судили о тебе, как о Фатуи. Я обещала довериться тебе, но вместо этого продолжала подозревать, хоть и знала, что ты не причинишь мне вред. Прости.
Чайльд молчал, ни на кого не глядя. Ветер трепал его волосы и шарф — алый росчерк на фоне закатного неба. Наконец Чайльд поднял голову и, бросив долгий болезненный взгляд на темный силуэт Сэйрая, поджал губы.
— Я не обижаюсь, Люмин. Я никогда на тебя не обижался.
«И это все?» — беззвучно вздохнула Люмин. Типичный Чайльд. Неважно, что его беспокоит, он будет держать все в себе и мило улыбаться, бросаясь из схватки в схватку.
Вот только никакое сражение не примирит его с болью.
— Архонты, — неожиданно подал голос Сяо. Он раздраженно закатил глаза. — Скажи уже правду, Аякс. Ты от нее не развалишься. Или вас в Снежной за нее расстреливают?
Чайльд обернулся и, спустив ноги на землю, внимательно посмотрел на Сяо. Некоторое время оба молчали. А затем между ними состоялся диалог, который ни для Паймон, ни для Люмин не имел никакого смысла.
— Значит, это все-таки произошло? — спросил Чайльд.
— Да, — спокойно ответил Сяо. — И что ты сделаешь?
Чайльд опустил голову и улыбнулся краем губ.
— Ничего.
— В самом деле? — вздернул брови Сяо. — Удивлен, что ты так быстро сдаешься.
Чайльд передернул плечами.
— Думаю, так будет лучше. Для всех нас. Я еще вчера это понял. Только слепой бы не увидел, так что…
Он не договорил. Потер руку, на которой темнел рубец, оставшийся после вчерашней битвы с Сяо.
— Не испытывай мое терпение, пока я не передумал, — сказал он наконец. — Просто пообещай позаботиться… обо всем.
Их взгляды встретились. Сяо кивнул.
Потеряв терпение, Паймон всплеснула руками и воскликнула:
— Паймон ничего не понимает! Что за таинственные разговоры? Что происходит?
Печально улыбнувшись, Аякс опустил руку в карман и достал оттуда белый прямоугольник бумаги — письмо, зачитанное до такой степени, что его края уже обтрепались. После нескольких секунд колебаний Аякс все же вложил письмо в руку Люмин.
— Я действительно соврал тебе, Люми, — сказал он. — Я оказался на Пестром острове не из-за Скарамуччи. Если честно, я уже давным-давно не имею ни малейшего понятия, где он.
Его слова встревожили Люмин, и она углубилась в чтение. Обхватив ладошками ее плечо, над бумагой склонилась и Паймон. Сяо хранил внешнее равнодушие. Отвернувшись к Сэйраю, он наблюдал, как на волнах танцует закатное солнце.
Здравствуй, Аякс.
Я бы хотела ответить на твое предыдущее письмо, но боюсь, теперь мой ответ не имеет значения. За несколько недель все изменилось, и я пишу тебе с тяжелым сердцем, не зная, какими словами рассказать правду.
Аякс, мой любимый брат… Отца больше нет с нами.
Ты знаешь, он уже много лет мучился головными болями. За последний год они обострились, и с каждым месяцем отцу становилось все хуже. Даже присланные тобой лекарства в конце концов перестали помогать, и…
Он не справился, Аякс. Он всегда был таким сильным, и я думала, что на свете нет такой беды, которую он не смог бы преодолеть.
Но болезнь сломила его, и теперь он ушел.
Наш добрый, наш сильный папа… Не могу поверить, что пишу это. Не могу поверить, что все это правда.
Брат, милый, знай, мы очень тебя любим. Не знаю, когда ты получишь это письмо и сможешь вернуться в Снежную… Не переживай о нас, хорошо? Маме сейчас тяжело, но мы с Антоном и Тевкром будем рядом, как ты нас и учил. Мы будем ждать тебя. Мне кажется, я знаю, о чем ты будешь думать, когда узнаешь новости. Пожалуйста, Аякс, не вини себя. Не сожалей ни о чем. Ты не мог ни предсказать это, ни предотвратить, и ты сделал достаточно. Больше, чем кто бы то ни было еще.
Я хочу, чтобы ты знал: отец до конца тобой гордился. Его печалило лишь то, что в последние годы вы провели так мало времени вместе и что в свой последний день ему так и не удалось тебя увидеть. Он просил кое-что передать тебе: «Я знаю, ты добрый и честный человек, и я прошу у тебя прощения».
Он ушел мирно и без боли. Педролино обещал помочь с похоронами и со всем остальным… Он будет приглядывать за нами и за мамой. Не беспокойся. С нами все будет в порядке. И ты, пожалуйста, береги себя.
Помнишь, как ты говорил? Неважно, какое расстояние разделяет нас, мы всегда будем вместе.
Мы любим тебя, брат, и будем ждать тебя дома.
Твоя сестра Тоня.
Люмин подняла взгляд. Глаза заволокли слезы, и она торопливо стерла их тыльной стороной ладони. Слезы тут же вернулись. Передав письмо Сяо, Люмин сделала шаг и заключила Аякса в крепкие объятия.
Он вздрогнул. Каждая клеточка его тела была напряжена, и Люмин уже решила, что он оттолкнет ее.
Но вот Чайльд расслабился, и его руки сомкнулись за ее спиной. Опустив голову на плечо Люмин, он беззвучно плакал, и его трясло от того, что спустя столько недель молчания и непосильной внутренней боли он наконец больше не был один в своей гнетущей тайне.
Сяо дочитал письмо и бережно его сложил. Что ж… Это многое объясняет.
Чайльд не гнался за Скарамуччей — он прибыл на Пестрый остров импульсивно, пытаясь спрятаться там от боли потери. Он должен был вернуться домой и стать для своей семьи опорой, но ему самому не на кого было опереться.
И это сломило его.
Вот почему он пытался спасти Сяо в первую их встречу — в глубине души ему, наверное, было все равно на Сяо, и он вовсе не пытался заслужить доверие Люмин. Он лишь хотел оправдать прощальные надежды своего отца. Быть честным и добрым человеком.
Вот что он пытался сказать ему в тот день на острове Рито. Слова Чайльда до сих пор звучали в сознании Сяо беспокойным эхом. «Я больше так не могу. Я должен сказать… Скарамучча не…» Тогда Чайльд был на грани смерти, и его безукоризненная маска наконец дала трещину. В тот момент он перестал быть Тартальей или Чайльдом, Предвестником Фатуи. Он стал Аяксом, который больше не мог нести в одиночку бремя потери.
И потом, в чайном доме «Коморэ»… Сяо думал, Чайльд не хочет продолжать этот разговор, потому что он как-то связан с темными делами Фатуи. Но на самом деле он лишь снова замкнулся в себе и, натянув на лицо улыбку, продолжал лгать, будто все в порядке.
Это объясняет, почему он оказался так уязвим к демоническому воздействию. Почему разбил маску Фатуи и почему так отчаянно хотел, чтобы другие видели в нем Аякса, сына своего отца.
О чем он думал в тот момент? Жалел, что не был с отцом в его последний день? Думал о том, что натворил в Ли Юэ, и о том, что сказал бы на это его отец?
«Я знаю, ты добрый и честный человек, и я прошу у тебя прощения».
Всего одно письмо разрушило привычный мир Тартальи, и из грозного Предвестника, способного ради цели даже на самые отчаянные меры, он вновь превратился в Аякса. В мальчика, который лишился самого близкого человека — и не смог с ним даже попрощаться.
Сяо не знал, что это значит — потерять отца. Даже если у него когда-то были родители, после стольких лет в плену у Самигины, после столетий бесконечных сражений Сяо забыл их лица и имена. Ни одно бессмертное существо не способно избежать эрозии, и даже самые ценные воспоминания рано или поздно рассыпаются в пыль, оставляя на душе лишь легкий отпечаток горечи.
И все же… Думая о Чжун Ли и его безграничной доброте, Сяо мог представить, что сейчас испытывает Аякс. Хотя бы немного.
Поднявшись, он приблизился и протянул письмо Аяксу. Не выпуская Люмин из объятий, тот благодарно кивнул. Его пальцы впились в потрепанную бумагу, как в спасательный круг.