Словно услышав его мысли, Кевин вдруг остановился и обернулся.
— Вот еще что. Глаз Порчи будет отнимать твои силы. Если почувствуешь, что больше не можешь, что ты уже на пределе, остановись. Передай устройство другому. Дальнейшее сопротивление просто разорвет твое сердце. Ты понял меня, Аратаки Итто?
Он смотрел так грозно и проницательно, что Итто не хватило духу лгать ему или возражать. Он кивнул, и Кевин, вскинув напоследок зажатую в кулак окровавленную руку, зашагал вниз, следом за Отто. Подбежав к краю, Итто увидел, как он проходит мимо демонов, мимо отрядов Сангономии и сегуната, мимо Дилюка и Кэйи. Кевин не глядел по сторонам. Может быть, ему было все равно.
А может, ему и без того приходилось прикладывать немало усилий, чтобы следовать за своей целью.
Он ускорил шаг. Затем, не оборачиваясь на Тэнсюкаку, побежал, пока в конце концов не обратился в золотистую вспышку, скрывшуюся за ведущей в город аркой.
Итто вздохнул. Взглянул на золотистое устройство, которое по-прежнему сжимал в руке. Как и всегда, оно порождало знакомое чувство, и Итто надеялся, что все-таки сумеет ухватить его за хвост, рассмотреть поближе, понять, что же так сильно не дает ему покоя. Но сейчас…
Сейчас он понятия не имел, что делать дальше.
*
Кэйа по-прежнему злился. Всем своим видом Дилюк показывал, что не рад ему на поле боя, и это невероятно раздражало. С чего этому зануде взбрело в голову, что он, человек, отстранившийся от Кэйи столько лет назад, вдруг обрел право решать за него?
Кэйа хорошо знал Дилюка и понимал, что с его стороны это с натяжкой можно назвать проявлением заботы, но… Ай, Бездна его забери! Почему Дилюку позволено рисковать на поле боя, жертвовать собой, играть в благородного рыцаря, а он, Кэйа, должен отсиживаться в Тэнсюкаку и ждать, когда ему принесут новости о смерти брата?
Пускай этот брат давно отрекся от него. Пускай их теперь связывают только сожженные мосты прошлого.
Кэйа многое отдал бы, чтобы сохранить хотя бы эту связь.
«Что с тобой происходит? Скажи мне, наконец, правду!»
Кэйа крутанулся на месте, набирая скорость, и с силой поразил приближающегося демона клинком. Выбросил в сторону руку, защищаясь ледяной стеной, перекатился, зашел противнику за спину. Ледяная вспышка — и в воздух взметнулась черная пыль. Ни дать ни взять зловещий фейерверк, выпущенный в честь конца света.
Отдышавшись, Кэйа быстрым взглядом обежал поле боя. С появлением неведомо откуда взявшейся армии сражаться стало легче, но ряды противников даже не думали редеть. У горячих источников в небо били темно-фиолетовые лучи, и демоны, словно подстегнутые ими, атаковали еще яростнее, еще сильнее.
«Меня уже тошнит от твоей лжи. Не понимаю, как ты сам себя терпишь».
Кэйа фыркнул, швырнул ледяной шип в ближайшего демона. В этом не было особой нужды, но в сердце клокотал гнев, требующий немедленного выхода. Слова Дилюка, сказанные им во время последней ссоры, острые, как кинжалы, одно за другим вонзались в сознание.
«Хотя, знаешь, я не удивлен. Ведь в конце концов даже наше братство оказалось ложью».
Прикрываясь ледяным щитом, Кэйа метнулся в гущу противников, с остервенением взмахивая клинком. Меч покрылся зарубками, и в самом основании появилась маленькая трещина. Кэйа без раздумий заделал ее ледяной коркой.
Дурацкие клинки. Дурацкий Дилюк.
И почему он только считает, что может прийти просто так, читать нотации, требовать правды? Сердце Кэйи — это ведь не логово Ордена Бездны, чтобы брать его штурмом.
Хотя, быть может, Дилюк считает иначе.
«В конце концов даже наше братство оказалось ложью».
Мимо промчался Итто. Выглядел он устрашающе, будто беглый преступник: с горящими глазами, искаженным решимостью лицом и клинком наперевес он несся штормовым фронтом, и его плащ хлопал за спиной. Из-за действия Кольца Изнанки Итто не использовал свои способности, но все же именно сейчас, глядя на него в пылу битвы, Кэйа впервые осознал, почему его называют Яростным королем о́ни.
— Глаз Порчи! — заорал вдруг Итто. — Мне нужен Глаз Порчи!
— Ты с ума сошел? — потрясенно уставился на него Дилюк. — Это тебе не игрушка!
Лицо Итто вытянулось. Он остановился. Его клинок оттеснил демонов, но не похоже, что Итто, охваченный какой-то идеей, это заметил.
— Игрушка… — пробормотал он. — Сою мне под ребро, братан, ты даже не представляешь, как прав! Пожалуйста. Мне нужен Глаз Порчи. Прямо сейчас и без лишних вопросов.
Дилюк колебался.
Раздраженно вздохнув, Кэйа сделал шаг вперед, бесцеремонно опустил руку в карман Дилюка и бросил перчатку с Глазом Порчи Итто. Издав в качестве благодарности невоспроизводимое высказывание, Итто умчался — так же стремительно, как появился. Кэйа понятия не имел, куда он так торопился, но отчего-то знал, что Итто зовет важная миссия.
Взгляд Дилюка обжег яростью.
— Что? — хмыкнул Кэйа. — Если бы я не вмешался, ты бы до завтрашнего утра мучился своими моральными дилеммами.
— Ты не имеешь права так бездумно распоряжаться этой вещью. Ты вообще не имеешь права к ней прикасаться. Ты разве забыл, что случилось с отцом? У Итто и без того почти не осталось сил. А если он применит Глаз Порчи и погибнет?
— Архонты…
Кэйа отвернулся. Ему уже было невыносимо слушать все эти претензии. Зачем Дилюк опять делает это? Зачем лезет в душу с ножом? Почему завязывает все существование Кэйи на том ненавистном дне, когда все разрушилось?
— Ты никогда не относился к смерти отца всерьез, — бросил Дилюк ему в спину.
Это было уже слишком.
Обожженный несправедливостью, Кэйа стремительно повернулся к Дилюку и, сделав шаг вперед, поравнялся с ним. Вокруг бушевали демоны, но солдаты армии успешно теснили их подальше от дворца.
Смешно.
Они могли бы потратить эту недолгую возможность, чтобы перевести дух, но вместо этого должны были опять выяснять отношения.
Кэйа хотел закричать. Может быть, толкнуть Дилюка или даже приставить к его груди острие клинка. Но все, что он смог сделать — это тяжело вздохнуть, чувствуя, как к сердцу подбирается лед.
— Хватит, — устало сказал он. — Оставь меня в покое.
— Не раньше, чем ты начнешь думать о последствиях своих решений, — скрестил руки на груди Дилюк.
Он хотел было сказать что-то еще, но тут заметил, что оледенение Кэйи усилилось. Нахмурившись, он протянул руку, и прежде, чем Кэйа успел отшатнуться, ухватил его за запястье. Отогнул рукав рубашки. Стиснул зубы, и Кэйа ощутил, как запястье отзывается болью — в порыве гнева Дилюк сжал руку слишком сильно.
— Кэйа, я не могу смотреть, как ты убиваешь себя. Скажи, что происходит?
«Скажи мне, наконец, правду!»
Кэйа вырвался из его хватки и шагнул назад.
— Это не твое дело.
— Я просто хочу знать правду.
— Да в Бездне я видел твою правду! — закричал в ответ Кэйа. — В последний раз, когда я сказал тебе правду, ты чуть не убил меня! Думаешь, я смогу забыть это? Я рассказал тебе все, как есть, без утайки, а ты обратил против меня свой клинок, свое гребаное пламя…
Дилюк отвел взгляд. Он открыл рот, но тут же его закрыл. Никакие слова не могли растопить лед, сковавший сердце Кэйи.
— Нет. Я не хочу говорить тебе правду. И если ты не можешь смотреть, как я убиваю себя, что ж… Отвернись и не смотри.
Дилюк вздрогнул. В его глазах зажглась знакомая Кэйе искра, и он уже приготовился поднимать меч против собственного брата, когда пространство между ними вдруг разорвала белая вспышка. От неожиданности Дилюк и Кэйа отпрянули, оказавшись по разные стороны от зыбкого силуэта, в котором угадывались знакомые черты.
Всего лишь наваждение, призрак минувших дней, но такой правдоподобный, такой плотный… Казалось, сделай шаг, и ты сможешь прикоснуться к нему, вновь ощутить давно ушедшее тепло.
Перед ними стоял Крепус. Их отец.
Кэйа невольно выронил клинок. Дилюк стоял по другую сторону белесого свечения, и на его лице был написан глубокий шок.