– Да что вы люди?! Вспомните, с каким пылом все начинали! Творимир ли вас тянул! Он ли палачей, мучителей ваших создал?!..
Творимира так и подмывало сказать «да – я!» – ведь это воплотилось в реальность из его сознания, но он сдержался. А Лорен долго еще стыдил крестьян – и они, по простодушию своему, простили Творимира, и даже просили у него прощения…
* * *
Творимир и не помнил, сколько просидел, вжавшись спиной в холодный камень, глядя прямо перед собой – в пустоту. Но вот он поднялся, и медленно–медленно прошел через залу к Анне, которая ухаживала за раненым.
– Пойдем… – прошептал Творимир. – …Пойдем, пожалуйста, со мною… Мне так одиноко… Я чувствую – смерть рядом… Пожалуйста, побудь со мною…
Подошла другая благочестивая монахиня – пожилая женщина, и, положив ладонь Анне на плечо, молвила:
– Иди, пройдись, доченька. Ты совсем измучилась.
Анна поблагодарила монахиню, поднялась, шагнула к Творимиру, и тихо сказала:
– Да. Мне действительно надо пройтись. Только обещайте, что не будете вести себя, как в прошлый раз.
– А? Что? В прошлый раз? Ах да… – Творимир вспомнил, и зарделся стыдом. – Конечно, этого больше не повториться. Простите меня, Анна… Вы только пройдитесь со мною, поговорите… пожалуйста…
– Да, конечно. – она подала ему свою маленькую, изящную ручку и так – рука об руку, вышли они из пещеры.
По каменному туннелю поднялись вверх, в ночь. Небо пылало звездами. Было очень тепло. Вздыхал ветер.
Анна остановилась, и, должно быть с полчаса простояла без движенья, просто созерцая. Творимир не смел шелохнуться…
Но вот девушка вздохнула:
– Как же ночь тиха… – и тут вновь подхватила Творимира за руку, и повела вперед к обрыву.
А там, внизу, среди деревьев сверкали многочисленные крупные костры, неслись оттуда нестройные, пьяные песни.
– Творимир, я должна к ним спуститься.
– Что?!
– Да – я должна перейти к Бригену Марку, а он за это обещает выпустить и никак не преследовать заключенных здесь людей.
– Анна – это уже было! Быть может, ты и не помнишь, но ты уже переходила к Бригену, чтобы спасти меня. Но ты не могла его полюбить, и в итоге была отправлена на костер.
– Не знаю, о чем ты говоришь. Ведь жизнь дается нам только один раз… Не только ради тебя, но и ради всех людей, спущусь туда. Но я действительно не смогу его полюбить так, как он хочет. Как несчастного, измученного человека – полюблю. Но он ведь не такой любви хочет… Творимир, у меня нет иного выхода. Ведь и ты это понимаешь – он не уйдет, пока не получит меня. Что же я – своей жизнью буду дорожить, а из–за меня люди погибнут… женщины, дети?.. Я уж нагляделась в эти дни на боль. Хватит с меня.
– Но мы будем бороться… Черт!.. Черт!..
– Пожалуйста, не ругайся. Ведь ночь так тиха…
– Нет, ну нельзя же так. Мы обязательно что–нибудь придумает. Вон и Лорен что–то готовит.
– Ты вспомни битву при монастыре. Опять убивать друг друга? Нет – я не позволю.
Творимир долго, пристально глядел на Анну. Потом понял – ее не переубедить. Да и не хотел переубеждать…
Тогда он сказал:
– И я пойду с тобою.
Она дрогнула, побледнела больше прежнего, спросила тихо:
– Зачем?
– Зачем? – переспросил Творимир, и задумался. – …Конечно, я мог бы остаться; и, думаю, спустя какое–то время встретил бы иную Анну. Но все же я должен пойти с тобою. Понимаешь – мы, как две половины целого, и ты все спасаешь меня, на муки идешь, а я – отлеживаюсь, чего–то лучшего жду. Вся наша жизнь, как игра. И вот теперь просто чувствую – спектакль подходит к концу…
– Творимир, живи долго и счастливо, а обо мне не вспоминай.
– Быть может, ты не поймешь, что я сейчас скажу, но я все же скажу: эта живая планета, и она, кажется, уже не раз меня перерождала. Планета пытается излечить меня от всего плохого. То, что сейчас происходит – это трагичное действо, и я должен показать себя с лучшей стороны. Я должен быть рядом с тобой, Анна… не гони меня… не гони… Мне незачем встречать тебя вновь. Ты сейчас – совершенство. Зачем мне разлучаться с совершенством?
– Ох, ну что ты говоришь? Совершенство – это ночь. Как она тиха, как нежна. Ты почувствуй. Когда будет тебе тяжело – вспомни эти звезды. Как они безразличны ко всем нашим страстям. Нас уже не будет, а они останутся…
– Анна – ты не знаешь. Со временем и звезды затухают. Ты не знаешь что звезды, это…
– Тихо. Как же тихо в ночи… Это же надо было такую красоту создать…
– Анна. Раз я пойду с тобою – мне придется принять смерть. Через несколько дней все закончится. И вот я хочу спросить – что после? Неужели ничего не будет?
– Ну, конечно будет.
– Но, откуда же ты знаешь?.. И я не хочу, чтобы эта планета нас возрождала! Не хочу ни рая, ни ада! Но и тьмы, и забвенья не хочу!.. Сам не знаю, что сейчас говорю… Но ты останься со мной еще немного. Поговори.
– Ты разделишь со мной эту дорогу до конца. Спасибо. – прошептала она. – А сейчас я должна показать тебе кое–что. Пока мы еще не спустились вниз, я нашла здесь…
И она, безмолвно ступая, повела его в сторону. Подошли к каменной стене, обогнули покрытый мхом валун, и там, в небольшой выемке, приютился хрупкий цветок, с дивно тонкими, почти прозрачными светло–серебристыми лепестками.
– Какой красивый, правда? – прошептала Анна.
– Да… А что это за цветок?
– Не знаю. Никогда прежде не видела.
Она опустилась на колени, и поднесла к бутону сложенные лодочкой ладони. Цветок вздрогнул, и пали на ее ладони два серебристых семени.
– Это он подарил нам. – прошептала Анна. – Одно я возьму себе, а второе – возьми ты. Раз нам суждено умереть – сохраним это до конца. Будем хранить это у сердца.
И она убрала семя во внутренний кармашек. Тоже сделал и Творимир. Они уже собирались идти, как из мрака вынырнула фигурка. Это был маленький человечек с большим черепом. Он был с ними все время, и все слышал. И теперь он плакал и ползал на коленях перед Анной:
– Не делай этого! Бриген не пощадит тебя! Вас обеих ждут страшные мученья! Мне ли его не знать?!.. Анна, все эти люди не стоят тебя!..
Анна подхватила его под плечи, подняла:
– Не к чему так страдать. Каждая человеческая жизнь бесценна. И, раз я могу помочь хоть одному человеку – я пожертвую собой. Так нас учил Всесвят…
– И я последую за тобой! – вскрикнул маленький человечек. – Не боюсь мук! Буду с тобой до конца! Я не хуже твоего Творимира! Да!
* * *
Следующий день был днем прощанья.
И крестьяне, и монахини не хотели выпускать Анну. Они знали, что ждет ее, и потому плакали, отговаривали. И старый Лорен, едва–едва сдерживая слезы, приговаривал:
– А ведь я готовился к последнему бою!.. Или забыли, за что меня судили – я изобретатель! А я здесь нашел залежи серы. Я сделал много огневых зарядов. Мы сожжем многих… многих…
Творимир подошел к нему, и, положив руку на плечо, сказал:
– Да. Мы могли бы действительно сжечь многих. Долго бы ярилась эта последняя, непримиримая битва. В конце–конце все мы полегли бы… Но слишком долго мы воюем. Слишком много позади крепостей, городов, битв, кипящей смолы, стрел, пуль, боли, слез, крови… Но этого больше не будет. Из этой круговерти есть только один выход – пожертвовать собой. Не нужно долгих речей. Не к чему травить сердце. Прощайте.
– Подождите. Побудьте с нами еще несколько часов. До сумерек. А в сумерках, когда вы будете выходить, я устрою фейерверк. Не волнуйтесь – никто не пострадает…
– Хорошо. – печально улыбнулся Творимир. – Останемся еще на несколько часов, Анна?
– Да.
И они остались. Крестьяне дарили им песни. А потом Творимир попросил, чтобы и Анна спела. Она прошла в середину пещеры, и пропела спокойным, красивым голосом:
О, как же тих вечерний свет, Лежат поля без дуновенья, Ни голосов, ни вздохов нет, Лишь звезд далекое свеченье. Пускай уходит жизни день, В ночи открылась тьмы безбрежность. Печали пусть минует тень: Во тьме и свет, и жизнь, и нежность.