Джордж подозревал, что цепь ее рассуждений крайне проста: у этого человека есть еда — он, дурак, делится ею — поэтому, если я буду с ним, у меня будет еда.
На пятую ночь, когда они лежали в искусственной пещерке, Джордж решил поговорить с ней.
— Ты ведь не интересуешься войной, Мара, не так ли? Тебе все равно, являются ли носители белого круга нашими союзниками или нет?
— Да.
— И ты не хочешь возвращаться в Фэми?
— Нет.
— Ты идешь со мной только потому, что я кормлю тебя, а на равнине нет никакой еды?
— Хорошо, когда кормят. Раньше я всегда должна была кормить других.
Джордж вздохнул и почувствовал странную печаль. Он предпочел бы, чтобы она составила ему компанию просто потому, что он понравился ей. Конечно, приятно было встретить ее в этой холодной, тоскливой пустыне. Она оказалась не такой обременительной попутчицей, как, например, капитан Фрайбург, потому что была простая, легко управляемая, и не боялась настоящего или будущего. И он вдруг обнаружил, что в глубине души может думать о ней с мягкой улыбкой.
— Конечно, если бы я захотела, то могла бы забрать еду в любое время, — внезапно произнесла она.
— Нет, Мара, не можешь, — ответил Джордж. — Коробка заперта, а ключ лежит у меня в кармане.
Она ничего не ответила и какое-то время ворочалась, словно искала более удобную позу для сна. Джордж уже начал задремывать, когда вдруг подумал об оставшихся в космическом корабле. Как они там? Были ли еще нападения? Как движется работа по восстановлению стабилизаторов? Он отсутствовал почти неделю, и за это время там могло произойти все, что угодно.
И еще Джордж подумал, как он собирается возвращаться к кораблю? Если бы он сумел связаться с венерианцами с белым кругом, и если бы они оказались в соответствующем настроении, то могли бы снабдить его каким-нибудь транспортом. А вот если он их не найдет, обратная дорога будет весьма трудной.
Автоматический регистратор пути вертолета поломался во время падения. Так что Джордж имел весьма смутное представление о том, где находится корабль. Он лишь знал, что где-то там равнину пересекает горная цепь, а корабль лежит по другую ее сторону.
Но даже если бы он знал его точное местоположение, было бы трудно наметить путь даже при помощи подзорной трубы.
Он легко мог заблудиться и пройти мимо.
И опять-таки, на возвращение понадобятся недели. А за это время Фрайбург со своей паранойей может посчитать его мертвым и улететь на Землю.
Джордж прервал свои мрачные мысли, когда почувствовал, как что-то упало рядом на грубую подушку. Он протянул руку: это оказались сухарики из продовольственной коробки.
Он сел и уставился в темноту. Затем протянул руку и коснулся неподвижно лежащей Мары. Другую руку сунул в карман: ключ по-прежнему лежал там.
— Да? — спросила Мара, не шевелясь.
— Я что, оставил коробку незапертой? — спросил Джордж.
— Нет. Но мне не нужны ключи. У меня свои способы.
— О-о…
Джордж откинулся на спину. Что-то не так было с анализом рассуждений Мары. Ей следовало забрать еду и раствориться в ночи. Это было бы естественно, поскольку воровство являлось ее профессией. Они поспорили об этике честной работы как противоположности честному воровству. Джордж объяснил ей моральный кодекс Земли, но Мара не впечатлилась им.
— Мара, — спросил Джордж, — ты ведь могла украсть еду и покинуть меня. Почему ты не сделала этого?
— Тогда мне пришлось бы самой нести еду, а коробка тяжелая.
Джордж ощутил разочарование.
— Значит, все дело лишь в этом? Я не нравлюсь тебе?
— Ты нравишься мне.
— Интересно, и чем же?
— Ты не хочешь, чтобы я воровала для тебя. Все, кого я знала, кроме моего отца, думали, что единственный смысл моего существования в том, чтобы быть их «художницей». Ты не предъявлял мне таких требований. Поэтому нравишься мне.
— Гм-м… — все еще неудовлетворенно протянул Джордж. — Ты тоже нравишься мне, Мара. Спокойной ночи.
Он повернулся на другой бок, но долгое время не мог уснуть, лежал и думал о том, чем же нравится Мара ему самому.
Утром они дошли до того места, откуда могли увидеть Фэми. Вернее, могли бы увидеть, если бы там нашлось на что смотреть. Джордж через подзорную трубу искал место, на которое указывала Мара, и не мог различить ни следа этого выступа. По нему пронесся ледник и теперь лежал, точно гигантское белое кружевное полотнище, задрапировавшее пропасть более чем километровой глубины.