— В самом деле? — поинтересовался Джордж. — И где же оно теперь?
— Я его выбросил, — небрежно махнул рукой Сенильд. — Я выбрасываю все свои игрушки. Надоедают… Однако, я рад, что вы пришли и позволили мне немного поиграть с моим садом. Я уже много лет не могу найти для этого жертву. На планете, знаете ли, осталось очень мало людей. Наверное, я переусердствовал.
— Переусердствовали в чем?
— В войне. Это игра, в которую я играл прежде.
— Игра… Бога ради, вы называете это игрой?!
— Все лишь бессмысленная игра… — процитировала Мара.
Джордж вспомнил убитых товарищей и едва справился с гневом.
— Игра, в которую вы играли прежде? Но мне кажется, эта игра все еще продолжается.
— Ну, да, и будет продолжаться, я думаю, еще пару столетий, пока все эти штуки не разобьют друг друга, — хмыкнул Сенильд. — Мне они надоели, и я просто позволил им действовать самостоятельно. Чисто автоматически, знаете ли.
— Вы хотите сказать, что все эти танки и самолеты беспилотные?
— Естественно.
Джордж подумал о Фрайбурге и его вере в союзников с белым кругом. Он вспомнил свои эмоции, когда торпеда на колесах помчалась защищать их. Страшно было осознать, что все это действовало автоматически. Джордж почувствовал, что с ним сыграли злую шутку.
— Какого черта вы позволяете им разносить все вокруг? — грубо спросил он.
— Почему бы и нет? — пожал плечами Сенильд. — Это не имеет никакого значения.
— А для меня имеет! — рявкнул Джордж. — Вы чуть было не убили меня. Вы убили нескольких моих товарищей и, кто знает, может к настоящему моменту убиты уже все остальные. Вы можете остановить это?
— Да, если захочу.
— Тогда остановите прямо сейчас, будь вы прокляты.
— А почему я должен из-за вас останавливать свою игру? — раздраженно спросил Сенильд.
Джордж выхватил у Мары нож.
— Потому что я убью вас, если вы не сделаете этого.
— Дорогой друг, вы не смутили меня ни в малейшей степени. Я хороший целитель. Фактически, все мои раны заживают немедленно, так что вы не можете причинить мне боль или убить. Я, видите ли, бессмертен.
— Сейчас мы это проверим, — мрачно прорычал Джордж, шагнув к нему с ножом с руке.
Но Мара схватила его за руку.
— Нет, Джордж, насилие здесь не поможет. Всегда есть способ получить то, что вы хотите, не создавая проблем. Жестокость не заменяет ума.
Сенильд посмотрел на нее с некоторым одобрением.
— А ты не только красивая молодая девушка, ты, также, весьма разумна. Джордж — что за странное имя?! — отдай мне свою девушку, и я выключу войну.
Вместо ответа Джордж влепил ему хук слева, целясь в солнечное сплетение, и Сенильд отскочил, точно резиновый. Его тусклые глаза загорелись, и он слюняво улыбнулся.
— О, новая игра! Как вы ее называете? И что теперь делать мне?
Джордж застонал.
— Ладно, Мара, теперь твоя очередь пошевелить мозгами.
— Может, ты покажешь нам свой дом, Сенильд? — спросила Мара. — У тебя есть еще здесь такие штуки, как фонтан?
— Да, много. Раньше я так забавлялся с посетителями. Конечно, я не могу показывать их все сразу — это испортило бы впечатление. Я бы хотел, чтобы вы сами наткнулись на них. Вы будете так удивлены. Пойдемте…
Мара пошла с ним в дом. Джордж пожал плечами и последовал за ними. Он внимательно смотрел, куда ступает Сенильд, и шагал точно след в след, поскольку хотел избежать клейких участков.
Порог дома вел себя совершенно нормально, когда проходили Сенильд с Марой, но тут же ушел из-под ноги Джорджа, и он полетел по скату куда-то в темноту, слыша позади раскаты смеха.
В конце пути его поджидала все та же липкая штуковина.
Джордж лежал в темноте, беспомощный, как насекомое на клейкой бумаге для ловли мух, и пытался придумать какой-нибудь способ прикончить этого старого маньяка.
Потом он подумал, жив ли еще Фрайбург? «Если шкипер все еще жив, — прикинул Джордж, — то надо надеяться, что он ждет моего возвращения с дружелюбными и умными венерианцами, готовыми прийти нам на помощь. Слава богу, Фрайбург не знает о том, что происходит, о том, как бесстрашный исследователь Джордж Старки падает и дурачится, точно клоун в цирке, в безумном мире Льюиса Кэрролла».
Вспыхнул свет. Джордж лежал в совершенно пустом подвале, где лишь вдоль стены стояли скамейки. Очевидно, в счастливые времена Сенильда они предназначались для гостей, желающих поглазеть на участь своих менее неудачливых компаньонов.
Потом появился Сенильд с глупой усмешкой, и Мара, вновь разразившаяся переливами смеха.