– Voila, камрад! Я легион французский! Ты, танк германский, нам помогать?
«Этого нам только не хватало», – подумал Хартман и еще больше высунулся из люка.
– Где офицер? – спрашивает он.
– Oui, oui, офицер, быть здесь, капитан Фенэ!
Хартман повернулся и крикнул внутрь танка:
– Райнварт, принимай пока командование, я пошел к французам!
Фельдфебель быстро спрыгнул с танка и поспешил по низине к позициям, которые занимали французские добровольцы.
В танке даже Рамлау на какое-то время лишился дара речи. Он покачал головой:
– Ребята, нет слов! Сначала дедули из фольксштурма, а теперь еще и французы. Ну и дела, да?
– Да, даже ты удивлен, не так ли? – подхватил разговор Хольберг. – Теперь и я верю, что Берлин интернациональный город!
Хартман рыбкой нырнул в одну из воронок, где уже находились несколько бойцов с петлицами войск СС. Фельдфебель заметил среди них гауптштурмфюрера (капитана) с Железным крестом 1-го класса на груди. Он представился, конечно, насколько это было возможно в лежачем положении. Француз устало отмахнулся и произнес на хорошем немецком:
– Фенэ, командир 1-го батальона 57-го полка СС. Мы последние, оставшиеся в живых из нашей дивизии. Еще шесть недель тому назад мы были наголову разбиты под Диевеновом (Дзивнувом). Однако смогли пробиться. Сейчас наша дивизия насчитывает всего лишь триста бойцов. Два дня тому назад мы прибыли в Эркнер. Но сегодня в полдень русские выбили нас оттуда. Сейчас мы удерживаем позиции здесь. Что будет дальше, я не знаю. Возможно, нас перебросят в Нойкёльн.
В это время почти те же самые слова произносил командир LVI танкового корпуса, обращаясь к офицерам своего штаба. Уже несколько часов штаб корпуса находился в Шёнайхе. Командир корпуса, его начальник штаба и остальные офицеры кое-как оборудовали командный пункт. Генерал Вейдлинг весь день был в разъездах. И вот сейчас, около 18.00, он собрал своих офицеров для отдачи приказа.
– В настоящий момент я тоже не знаю, что будет дальше, – сказал генерал хриплым голосом. – Итак, Дувфинг, продолжайте доклад!
Полковник продолжал свой доклад об обстановке. Собственно, в этот вечер ничего не менялось. Русские повсюду наступали. Цоссен был занят противником, Эркнер также потерян, севернее позиций корпуса неприятель наступает через Хоппегартен в сторону центральной части Берлина. Справа окончательно потеряна связь с 9-й армией.
– Итак, – констатировал генерал Вейдлинг, – приближается конец, господа! Правда, еще не все потеряно, и мы хотим спасти то, что еще можно спасти. Поэтому я приказываю, чтобы, во-первых, корпус оторвался от противника. Надо удержать рубеж Кёпеникк – Бисдорф, чтобы избежать окружения.
– Позвольте мне покорно обратить ваше внимание на то, герр генерал, – возразил полковник, – что в нашем распоряжении имеется только одна дорога для наших четырех дивизий и подчиненного нам народного артиллерийского корпуса и что мы должны отдать точные приказы об отступлении в соответствии с уставом.
– Да, да, – устало махнул рукой Вейдлинг. – Я знаю это, отдайте необходимые приказы! Только побыстрее, иначе войска опередят нас!
Потом взгляд Вейдлинга упал на начальника артиллерии корпуса.
– Кстати, Вёлерман, в данный момент вам нечем заняться, возьмите несколько ответственных офицеров и надлежащим образом организуйте отступление. Я приказываю вам позаботиться о дисциплине на марше и, если понадобится, исполнить этот приказ даже силой оружия. Никто не должен обгонять колонну, за исключением командиров дивизий и офицеров Генерального штаба…
Уже через несколько минут полковник Вёлерман отправился в путь. Над Берлином сгустилась ночная мгла. Однако легковой автомобиль полковника успел проехать только несколько метров. Потом – когда он выехал на широкую автостраду, ведущую в Кёпеникк, – случилась неприятность. Оказывается, что длинные колонны всех родов войск, перемешанные с колоннами беженцев, попали в пробку. Транспортные средства стояли на шоссе по четыре или даже по пять в ряд. Между ними пылали несколько грузовиков. Опрокинутые орудия, трупы лошадей и руины разбомбленных домов преграждали путь.