Часть первая. Глава третья. СХОДКА НА РЕКЕ
Глава третья.
СХОДКА НА РЕКЕ
Артем Мезенцев вышел за калитку, чтобы проверить в очередной раз, надежно ли запечатаны двери фуры. Это давно уже стало для него ежедневным ритуалом. Его «вольвушка» горой высилась рядом с домом, занимая всю лужайку вплоть до соседнего палисадника.
Прошла всего пара дней с того страшного утра, перевернувшего мир с ног на голову, а как все изменилось. В первую очередь, взаимоотношения людей, их мироощущение. Всегда в основном миролюбивое и законопослушное население города сейчас прямо-таки напиталось агрессией. Такого Артем не видел даже в столице, хотя там страсти по самым разным причинам довольно часто бывают накалены до предела и периодически выплескиваются наружу по любому, даже малозначительному поводу.
Почему-то вспомнилось, как в то первое утро, вернувшись от ледяной стены в город, он сразу отправился в районную администрацию, чтобы предложить посильную помощь в организации жизнедеятельности населения в условиях чрезвычайной ситуации. Все-таки кое-какие практические навыки у него в этом вопросе имелись.
На всех этажах здания была видна лихорадочная суета. Служащие бегали по коридорам из конца в конец, откуда-то подъезжали машины, какие-то люди разгружали коробки, мешки, которые работники администрации быстро растаскивали по кабинетам.
Мезенцев зашел в приемную главы. На месте оказалась лишь его заместитель. Она холодно и безразлично выслушала его предложения и заявила, что ни в чьих советах и помощи администрация района не нуждается. Уже ему в спину, когда он выходил из приемной, она презрительно процедила, обращаясь к секретарше, но слова предназначались непосредственно ему:
-- Из армии турнули с хлебного места, так он и на гражданке нехило пристроился. А теперь, когда случилось такое, рассчитывает у нас в тепле и сытости отсидеться. Сначала заработать надо… Губа не дура. Много их, таких умных,.. нахлебников…
Слова ножом резанули по сердцу. Это он-то нахлебник? Он, прошедший сквозь ад трех войн? Но сдержался. Не в его правилах оскорблять женщину, даже если она говорит такие вещи. Вот только боль от этих слов, словно от удара под дых, захлестнула сердце так, что долго не мог продохнуть, ничего не видя, прошел по коридору и почти на ощупь добрался до дома. Сразу замкнулся в себе. Не хотелось ничего говорить жене, дочерям. Старался все делать как прежде, но не мог. Постоянно возвращались на память слова той, из администрации. Потом подумал: «И, правда, что сотрясать впустую воздух и трепать себе нервы, если моё искреннее желание помочь людям, подсказать, как им вести себя, никому не нужно, а бескорыстная помощь воспринимается как нечто меркантильное». Это он уже проходил во время второй чеченской войны, когда его забота о сохранении солдатских жизней, требование тщательной проработки операции по зачистке предполагаемого лагеря боевиков в горном ущелье вызвало бурю негодования в верхах, отстранение от операции и, в конечном счете, завершилось увольнением.
Теперь Мезенцев считал себя только водителем. И все, что ему было нужно, это, в первую очередь, думать о том, как сберечь доверенный груз, стоимость которого, случись что, выплатить он просто физически не в состоянии. Значит, надо создать условия для его сохранности. А об организации безопасности населения пусть думает районное начальство, принял он радикальное для себя решение. Но в душе скребли кошки. То, что он видел вокруг, его страшило. Он просто кожей ощущал приближение беды.
Мезенцев только что сопроводил жену в редакцию. Он считал и не скрывал от Полины своего мнения, что сейчас работать там, где ничего нельзя сделать полезного, бессмысленно. Ну, в самом деле? Какая польза от езды на велосипедах по улицам и выкрикивания в мегафон распоряжений руководства района? Полнейшая ерунда. Тем более, что распоряжения эти никакого толку не имели. Извещать о введении продовольственных карточек, когда прилавки всех магазинов опустели в первый же день? Полнейший идиотизм, к тому же отнюдь не безопасный. Потому что на «черном» рынке все магазинные продукты сразу же всплыли и мгновенно выросли в ценах до заоблачных высот. В этих условиях большинству горожан невозможно было купить даже куска хлеба. Все это рождало агрессию, но не в отношении власти, до которой простому люду не добраться, а как раз в отношении глашатаев распоряжений этой власти.