Первой выступила женщина-историк. Звали ее Тамара Семеновна Корзановская. Она не первый год летом отдыхала в Кудеярове, писала диссертацию о расселении индо-ариев, а потом и славян на центральной части страны, и конкретно об их быте на территории района.
Тамара Семеновна не стала скрывать своей обеспокоенности о дальнейшем существовании людей в границах ледовой изоляции. Рассказала, какова ситуация была в этих местах в предыдущий ледниковый период. Чего стоит опасаться и к чему быть готовыми. Особенно ее беспокоило подтаивание ледника.
Лохматый физик изъяснялся на таком странном языке, изобилующем научными терминами и цифрами, что у всех поголовно после его выступления глаза сделались оловянными и совершенно бессмысленными. Но все поняли одно, физик ничего хорошего не обещал. Как-то без внимания осталось и его предупреждение о том, что таяние льдов в границах района может привести к подтоплению низин, хотя объяснить, почему земля теплая, он так и не смог.
Потом слово предоставили профессору Синельникову.
-- Друзья мои, -- Синельников встал, снял очки, протер стекла, потом покрутил в руках дужки, -- у меня скверные новости. Боюсь, я разрушу ваши тайные надежды на то, что все происходящее вам только снится, и вскоре вы проснетесь. Мне самому хотелось бы в это верить. Но реальность жестока. Кто из вас любит смотреть на ночное небо? – неожиданно задал он вопрос.
Большая часть собравшихся уже давно перешагнула тот рубеж, когда тянет на романтику, когда хочется любоваться всем, что видит глаз. Когда глубина звездного ночного неба завораживает так, что, кажется, еще миг, и ты взлетишь в эту звездную высь.
-- Понятно, -- правильно истолковал молчание Синельников. – Думаете, чудит старый дурак. Ан, нет. Если бы чаще глядели вверх, давно бы поняли, что карта звездного небосвода изменилась. Она стала немного другой. Но, самое главное, в небе больше не видна Луна. Мы настолько привыкли к мысли о том, что она должна быть на своем месте, что даже не допускаем мысли, что ее может не быть. Я сейчас выскажу крамольные мысли, но иного ничего предположить не могу. Так вот, меня сложилось впечатление, что мы находимся или в ином временном пространстве, или на другой планете, или нас выдавило в параллельный мир…
Его прервал всплеск прямо-таки истерической агрессии. В поднявшемся гвалте откровенно проскальзывали слова угроз, обвинение в сумасшествии, но всеми эмоциями, в конечном счете, правила истерика…
-- Тихо! Молчать! – приказал Мезенцев. – От того, что вы закатите истерику, ситуация не изменится. Прошло уже достаточно много времени, чтобы у каждого могли возникнуть подобные предположения. Тем более, что реальность такова, какова она есть. И нам жить именно в этой реальности. Не прятать подобно страусу голову в песок в надежде, авось, обойдется. Не обойдется. Нас всего горстка людей в этом непонятном мире. Хотелось бы надеяться, что таких вкраплений, как наше, в этом новом мире несколько. Но… надо учиться выживать и продолжать жить дальше.
-- Зачем? -- прохрипел сидевший во главе стола Виктор Сергеевич Прокушев. Он приобрел синюшный оттенок и надсадно дышал. Только сейчас этот ненавистный ему выскочка Мезенцев произнес вслух те слова и предположения, которые подспудно рождались в голове Виктора Сергеевича уже давно. Но он с негодованием отметал их, уверяя себя, что это издержки какого-то эксперимента, проводимого военными. От них всего можно ждать.
Он был готов ко всему. Лишь бы вырваться из этого ледяного ада, добраться до своего любовно выстроенного коттеджа рядом со столицей, убедиться, что с фирмой ничего не случилось. А все остальное пусть горит в адском огне. Потому что, если все не так, то к чему тогда были все его потуги вырваться из этой сельской рутины, пробиться вверх? Ловчить и пресмыкаться перед вышестоящим начальством, устраивать махинации и бояться ежеминутно быть разоблаченным ради ощущения власти, своей сопричастности к тому классу могущественных людей, которые правят этим миром. Чувствовать себя уникальным, отличным от этой серой массы быдла.