-- Странные это поджоги, -- покачал головой Самохин, когда все члены комитета по чрезвычайным ситуациям собрались в администрации района. – Такое впечатление, что дома и постройки вначале основательно почистили от вещей, а потом облили чем-то горючим и подожгли. Людей заперли в домах. Только у Сарояна горело все подряд.
-- Ну, этого, понятно, в назидание остальным показательно наказали за его пренебрежение к местному населению. Показали, что им даже его добро не нужно. А других? Странно как-то. Если бы одних его родственников, то можно было бы предположить, что это месть тех, кого он ни в грош не ставил, лишил работы, перешел дорогу в бизнесе. Но среди погорельцев двое, хоть и приезжие, но выходцы из этих мест, а один и вовсе коренной. Правда, его дом и отстояли соседи почти полностью.
-- И все же, -- Мезенцев облокотился о спинку стула, задумчиво постучал пальцами по столешнице, -- это ничего не объясняет. Подбор нынешних погорельцев ничего не говорит. Кто и почему? Кому на руку эти поджоги? Зачем поджигать тех, кто сейчас ничего не решает и никаких действий против населения совершить не может?
-- Вы заметили, что никто из азеров не пострадал? И даги не пострадали? – встрял в разговор Одиноков.
Мезенцев поморщился:
-- Олег, брось ты эту блатоту. Какие азеры, какие даги? Мы сейчас все на одной чаше весов, все люди, из каких бы стран они не были. А на другой чаше – неизвестность. Нам ли делиться на племена и кланы? Но замечание правильное. Думаю, есть в районе силы, которые хотят столкнуть лбами представителей разных диаспор. Вот только почему, и главное, зачем, не могу взять в толк. Не время делиться, устраивать разборки…
-- Зато власть взять в свои руки и прижать всех, чтоб даже пикнуть не могли, самое время. Забыл, что где-то в этих местах начинаются корни одной довольно известной в столице бандгруппировки. Она, конечно, в районе не светится, зачем в своем гнезде гадить? Но, был слушок, был, что не все здесь так гладко и тихо. Были звоночки. Вспомни того гаишника, что в соседней республике завалили при попытке ограбить инкассаторов. Замяли ведь все. И подельники соскочили… -- Самохин покачал головой. – Тяжеленько придется, если окажется, что они остались среди нас. Эти властью делиться не будут…
-- Это предположение многое проясняет, -- Мезенцев встал из-за стола, прошелся по кабинету. – Вначале решили нейтрализовать дагестанцев. Не просто так тогда стукнули в часть на бесчинства Алиева. И дома их порушили. Не нужен им под боком такой воинственный клан. Нашими руками с ними расправились. То-то этот юрист все интересуется, где Алиев. И куда делись его родственники… Очень подозрительно интересуется… Вот кто за ним стоит, нам и предстоит узнать. Человек это умный, хитрый и хищный. Его если и встряхнула эта история с оледенением, то всего на минуту, не больше. Для него главное, получить безраздельную власть над всеми его окружающими…
-- Боюсь, мы столкнемся теперь еще и с представителями других так называемых ОПГ. Сколько их могло у нас оказаться просто по стечению обстоятельств? – Самохин оглянулся на молчаливых членов комитета. – Ну и как? Не сдрейфите, не соскочите на ходу?
-- Петрович, когда мы дрейфили? – усмехнулся один из бывших десантников, в последние годы работавший охранником в столице, Александр Клейменов. – Уж против духов не качнулись…
-- Тут, Саша, похлеще будет. Тут они, вроде бы, как и свои. Не вычислишь. По национальному признаку не различишь… -- Мезенцев повернулся от окна к собравшимся. – Это меня беспокоит больше всего. Не хочу, чтобы подозревали друг друга в предательстве, но… постарайтесь не распространять все, что здесь говорилось, на стороне. Всегда могут рядом оказаться чужие уши. Все, с этим решили. Приступим к делу. Как быть с погорельцами?
К вечеру пострадавшим было подыскано жилье. Не обошлось без кривотолков. По городу поползли слухи, что вот, мол, своим, коренным, русским хорошие квартиры не светили, а этим черным сразу нашлись. Шепоток этот бежал от дома к дому, обмусоливался на женских посиделках вечером и днем у колодцев, где обычно организовывались стихийные собрания поневоле, пока стояли в очереди за водой. Но была в этих разговорах и доля уважения к тем, кто принял такое решение. Местный люд, веками живший на этой земле, чего только не вынес. Потому оказался на удивление мудр и сострадателен. Это когда ему в глаза плевали, он отмахивался и злобился. А когда увидел горе людей, потерявших свой кров, стал проникаться сочувствием. Самым удивительным оказалось то, что, не принимая участия в тушении пожаров, потом люди поделились с погорельцами самым необходимым.