-- Ну, я не знаю, -- наконец, с запинкой согласилась Наталья Михайловна. – Думаю, надо попробовать. Пообщаться. Может быть, встретиться…
-- Чего, интересно, тянуть кота за хвост? – прервал ее сомнения Ибрагимов. -- Едем сейчас. Не понравится, привезу назад.
-- Если сейчас еще и ты спросишь, почему я это сделал, я тебя просто убью, -- предупредил Артем, хмуро взглянув на Полину. Она только что завела разговор о найденных китайцах. Их пришлось поселить в хоздворе воинской части, потому что люди просто боялись выйти за ее стены.
Отряд разведчиков доставил их в часть несколько дней назад. Раненых и обмороженных хотели отправить в районную больницу, но они категорически запротестовали. Пришлось выделить помещение под медотделение. Там всех и разместили. Благо, медики в части были.
Но сразу же по городу поползли слухи, которые просачивались и в воинскую часть, что, мол, Мезенцев больше внимания уделяет всяким пришлым, чем коренным жителям. То с алиевцами возился, то сейчас с китайцами. Своих на смерть во льды посылает, чтобы китайцев спасать. Значит, что-то от них имеет. Не иначе, как наркотики. Вон сколько молодежи болтается без дела, где-то спиртное находят, спиваются, подсаживаются на иглу. Где все это в замкнутом пространстве находят? Только в части, где нет возможности общественному совету и контролирующим органам провести проверку.
Полина остро переживала по поводу слухов. Знала, что все это чушь, но как закроешь рты людям. Среди населения много недовольных. Особенно среди тех, кто издавна привык гнать самогон и из-под полы продавать жаждущим похмелиться. Новая власть категорически запретила это делать. На самогон шли продукты, которые и так в долине в остром дефиците.
Распространялись слухи и о том, что вот землю у настоящих законных владельцев Мезенцев изъял, распределил среди голозадого быдла, чтобы потом под шумок скупить у них, а на этих участках заставить работать тех, кого в плен взял.
И таких выдумок становилось все больше. Чем нелепее были слухи, тем активнее они обмусоливались, обсуждались, пересказывались на посиделках.
-- Тема, но ты же не можешь закрывать глаза на все эти сплетни, -- Полина подошла к мужу, обняла его, как в молодости, прижалась головой к груди.
-- Я и не закрываю. Отлично знаю, кто распространяет их. Но ради того только, чтобы им рты заткнуть, уступать не намерен. Мы еще не нашли остальных китайцев. Где они? Хорошо, если нашли подобный нашему провал во льдах. Тогда я буду спокоен. Пусть обживаются. А если они скитаются во льдах? Я тебе не говорил, что ребята нашли труп растерзанного мужчины. Возможно, во льдах живет кто-то, кто может нападать на людей. Китайцы говорили что-то об обезьяне… Не знаю, у страха глаза велики. Но чем черт не шутит, а вдруг во льдах водятся белые медведи? Мы должны выяснить, кто там есть. Потому что этот кто-то однажды захочет спуститься к нам… Ты меня понимаешь? Можешь представить, что здесь произойдет? Вот эти вопросы меня сейчас волнуют больше, чем какие-то сплетни…
Дети были в детском саду. Мезенцев потребовал, чтобы школа и сад работали в прежнем режиме. Тем более, что все взрослое население было задействовано на разного рода трудовых повинностях. Такого в былые времена и не предполагалось. Женщины старожилки воинской части еще помнили годы, когда соглашались на любую работу, лишь бы не сидеть за оградой и не маяться от безделья. Теперь предложений было хоть отбавляй.
В части был создан на базе детского сада и приют для беспризорных ребятишек. Этих горемык свозили со всех концов долины. В городе таким же делом занимался священник местного храма. С ним у комитета по чрезвычайным ситуациям была договоренность присылать в часть тех детей, которых некуда будет пристроить в городе. Всех найденных сразу ставили на довольствие.
Заведовать приютом Мезенцев поручил жене майора Иванова. Та в свое время закончила Московский педагогический, даже работала какое-то время психологом в школе. Воспитателями были приняты Татьяна Полюшкова и Полина Мезенцева, которым из соображений безопасности приходилось быть постоянно под охраной.
Татьяна прежде жила в столичном изолированном мире, ограниченном только своими каждодневными заботами. Конечно, она слышала и о проблемах с сиротами, и о брошенных детях, и о бродяжках. И даже сталкивалась с ними в своем ежедневном передвижении по столичным улицам. Но все это было за гранью ее мироощущения, словно обычная панорама большого города, без которой колорит его только потускнеет. Жизнь ее крутилась вокруг неудачного брака, проблем с жильем, здоровья матери и сына, поисков достойного заработка. Все остальное ее не касалось.