Всему виной вседозволенность власти, продажность ее представителей на всех уровнях, закрывающих глаза на творимые беззакония, главное, чтобы все это щедро оплачивалось и приносило выгоду. Вседозволенность тех, кто путем подлости, подкупа, обмана, а зачастую и убийства стоящих на пути противников, пробился в высшее общество, захватил самые лакомые куски бывшей народной собственности. А, обогатившись, начал уничтожать свидетелей своих деяний или тех, кто мог в будущем оттяпать уже разворованное.
Таша из этой когорты. Родившись внешне красивой, она решила, что этого ей достаточно. Зачем трудиться над совершенством души, если природа уже дала совершенство тела. Это самая дорогая разменная собственность, но употребить ее нужно как можно раньше и с наибольшей пользой для себя, для своего удовольствия и накопления как можно большего богатства для дальнейшей преуспевающей жизни. И ей это удалось. Она привыкла тешить и ублажать свой эгоизм. А докатилась до низменнейших из средств получения удовольствия от вида страданий тех, с кем хотела бы поквитаться…
Ее мысли были прерваны противным скрежетом поднимаемой решетки. Ее охватила апатия. Недолго же красавица Таша выдержала обещание морить ее голодом, нашла, видимо, другой способ мести.
Татьяна безразлично взглянула наверх. И удивилась. Сверху спустили лестницу. Для кого это такая честь? Ее-то спустили на веревке. Потом поняла. В колодец пожаловала какая-то значимая особа, раз уж такие почести. И не угадала. Один из амбалов спустился по лестнице, держа на плече, как мешок с зерном, что-то напоминающее человеческое тело. Ступив на пол, просто сбросил свою ношу на солому, потом таким же образом доставил другое существо. Потом швырнул вниз что-то напоминающее детское тельце. Оно приземлилось в центре кучи. Последней сошла вниз та, которая выманила ее из части.
Амбал быстро вытащил лестницу наверх и захлопнул решетку. А Татьяна, наконец, вспомнила последние слова Таши, что с ней вместе будут сидеть и другие…
Между тем, привыкнув к густому сумраку, последняя пленница вдруг кинулась к Татьяне с шипением:
-- А-а-а, это ты, сука, виновата… Ты тогда забрала моих выб…ков. Кто тебя просил? Из-за тебя все… -- дальше посыпался отборный мат, но Татьяна поняла, что напавшая на нее женщина ужасно напугана и находится в истерике.
Внезапно в соломе кто-то зашевелился, послышался слабый шепот:
-- Заткнись, Тоська. Сама виновата. Все задницу лизала хозяину, думала, пощадит тебя? Для него что ты, что собаки… Впрочем, собак он больше любит… А ты рожала детей и разбрасывала… Все гуляла, боялась, что не успеешь свое взять… Вот и догулялась… Получила полный расчет…
Голос говорившей часто прерывался, словно у нее не было сил. Татьяне этот голос, нет, не голос, а интонации, показались знакомыми. Она оттолкнула вцепившуюся в нее Тоську и подползла к говорившей.
-- Света, это ты?
-- А кто же еще, -- послышался слабый ответ. – Значит, и тебя схватили… Здесь так, что не понравится Земе, существовать не должно. Это только Тоська ничего не понимает, думает, если родила ему Гельку, ей все с рук сойдет… Этому зверю, что свои, что чужие… А теперь совсем с колес съехал…
-- Света, что с тобой?
-- Лучше тебе никогда не знать. Надеюсь, что и не узнаешь… Мы с Машей уже отработанный материал… Теперь только и осталось, что собаками затравить… Малышку жалко… Она ведь ни в чем не виновата… Из-за этой дуры, Тоськи пропадет…
Голос говорившей затих. Татьяна подползла к ней ближе, положила ее голову себе на колени, погладила по свалявшимся волосам, почувствовала, струпья запекшейся крови, провела рукой по спине, исполосованной засохшими и свежими полосами крови. И все поняла.
-- Света, как же ты попала к ним? Что они с тобой сделали? – прошептала она.
-- Со мной все хорошо. Другим было много хуже. Вот Маше досталось… Но теперь мы несколько дней здесь отдохнем…
Говорившая опять затихла. И тогда в мозг Татьяны опять ввинтился истерический вопль Тоськи, все еще проклинающей всех, кто, по ее мнению, виноват в том, что она оказалась в яме. Она не выдержала, зло пихнула развалившуюся истеричку, та заорала еще громче. Тогда Татьяна осторожно переложила голову Светы с колен на солому, подползла к Тоське и влепила ей звонкую пощечину. Это на некоторое время отрезвило крикунью.
В наступившей тишине послышались детские всхлипывания. Татьяна тут же вспомнила сброшенное тельце и, ползая по соломе, вскоре разыскала малышку. Ощупала, проверяя, не сломано ли у нее что. Вроде ничего, если только ушиблась. Взяла на руки, прижала к себе. Девочка была крупная, не столько полная, сколько ширококостная. Она доверчиво приникла к Татьяне, согреваясь. Вскоре она совсем затихла.