Он прислушался к ощущениям, сосредоточившись на западне. Там творилось что-то непонятное, что-то ужасное. Но это его уже не касалось. И он вернулся к лежке, но зашел с другой стороны, где был второй ход. Вытащил самку с детенышем. Она так и не отпустила его от себя. Потом другую. Она была по-прежнему привязана к первой. Потом он понял почему. Эта вторая не могла стоять. Нести обеих он не мог. Потому, глядя в глаза первой, он мысленно постарался объяснить, что будет нести вторую, а первая пойдет рядом. Та закивала головой, что поняла. Он уже знал от Бо значение этого знака.
Так они и двигались дальше. Впереди он со второй на плече, сзади первая, держа детеныша на руках. Он понял, почему она не спускала его с рук. Детеныш, как и вторая, был привязан к первой.
В следующей, удобной и сухой лежке они передохнули. Он отвязал детеныша. Это оказалась маленькая самочка. Ощупал вторую, которая находилась в небытии. Но она была жива. Переломов костей не было. Он определил, что самка невероятно истощена… и она ждала детеныша. Он ощутил другую жизнь в этом истерзанном теле. И понял, что предки посылают ему свою помощь, напоминают ему о долге перед родом.
У него не было ничего съестного в этой промежуточной лежке, кроме нескольких горстей мороженых ягод, кисло-горьких, но утоляющих чувство голода. Первая самка взяла предложенный корм, проглотила несколько ягод, придвинулась ко второй, прижала ее к себе, попыталась растормошить, но он отодвинул ее. Попытался объяснить, что нельзя трогать, пусть лежит. Тогда первая самка начала снимать с себя шкуру и укрывать лежащую. Он вспомнил, как дрожал Бо без своей шкуры, и понял, что надо двигаться дальше, в пещеру, где есть огонь. Где лежат шкуры убитых им коз. И еще понял, что если не поторопится, вторая самка уйдет к своим предкам. И его предки ничем не помогут.
К пещере было два пути. Один вокруг, по тропе через болота. Он был долгий, но безопасный. Второй, вот он, рукой подать, но надо карабкаться по кручам. Ему этот путь нипочем. Он привык такому передвижению. А вот его самки? Выдержат ли они? Вдруг он ощутил попытки первой самки что-то ему объяснить. Она делала какие-то знаки, что-то чертила на снегу. Он долго вслушивался в то, что она пыталась сказать. Потом понял. Она просила его подняться со второй самкой наверх, а они с маленькой самочкой будут ждать его. Это было опасное предложение. Не потому, что он боялся, что они убегут. Он больше остерегался оставить их без защиты, пока будет подниматься вверх. Опасался, что их могут схватить стайные хищники, у которых здесь есть логово, боялся, что прочтут их следы те кровожадные соплеменники самок, которые все-таки вышли на поиски своей добычи.
Путь был неблизкий. Полина перебралась через Русянку на противоположный берег, на лыжах идти было легче. Она не была любительницей этого вида спортивного отдыха, обычно старалась отлынивать от таких прогулок, но сейчас была благодарна Артему за то, что таскал ее на лыжные пробежки. Подсознание вело ее в лесную чащу, туда, где осенью на болотах собирали клюкву. Она прошла краем болот до самого подъема на холмы. С этой стороны они были пологими и поросшими деревьями и кустарником. Но с другой стороны, обращенной к Русянке, холмы обрывались почти отвесными скалами, на которых летом обычно тренировались туристы.
Она шла как по невидимой бечеве, поднимаясь все выше, почти к вершине холма. Здесь Полина никогда не бывала. Не потому что чего-то боялась, а просто не интересовали ее ни скалолазание, ни поиски сокровищ, якобы запрятанных где-то в этих местах уходящими французами. Если скалолазание она считала обычной блажью выросших в достатке и отсутствии обычных жизненных забот жителей мегаполисов, то поиски мифических кладов раз и навсегда нарекла идиотской чушью. Когда было убегающим французам в осеннее бездорожье сворачивать с укатанного большака на незнакомые, окруженные болотами холмы, чтобы там найти какую-нибудь пещеру для укрытия обозов с награбленными богатствами. Да их отправили еще в то время, когда было сухо и по дорогам можно было относительно спокойно проехать. А если и решили где-то спрятать, то мест таких по дорогам достаточно более удобных, чем Русянские скалы.
На вершине, поросшей сосняком и продуваемой всеми ветрами, она на мгновение остановилась, вслушиваясь в себя. Куда теперь идти? Подсознание молчало. Оно привело на вершину холма, а дальше предоставило ей самой решать, что делать дальше.
Полина запаниковала. Сейчас, когда в голове больше не было этого настойчивого зова, она с ужасом поняла, что, не думая о последствиях, сама бросилась в лапы врага. Кто знает, может быть у этих нелюдей, которые выманивали свои жертвы из деревень и города, есть такие устройства, чтобы воздействовать на мозг человека, подавлять его волю, внушать ему действия, которые он в другое бы время не совершил. По крайней мере, такие предположения выдвигались в некоторых журналах еще до катаклизма. Их правда, относили к миру фантастики… Но вот ведь, Полина на себе ощутила такой зов. Значит, кто-то сумел сделать…