По обе стороны дороги замелькали утонувшие в густых, начинающих желтеть садах, домики.
— А вот и Выра! — радостно сказал Новицкий. — Сейчас покажу домик станционного смотрителя. Несколько лет назад восстановили… Вот он. Вот! — Николай Николаевич показал Корнилову на красивый, какой-то очень уютный дом, рядом с которым стояли полосатый верстовой столб и старинный фонарь.
— Я, между прочим, подарил сюда старинные подсвечники. Восемнадцатый век. Сейчас таких и в комиссионном не купите.
Машина начала притормаживать. На перекрёстке надо было сворачивать налево, к Сиверской.
— А может, заскочим в Батово? — попросил Николай Николаевич. — Тут всего километра три. Хороший мужик там живёт. Борис Фёдорович.
Шофер посмотрел на Корнилова.
— Нет, Николай Николаевич! — возразил Корнилов. — Дело не ждёт. Мы с тобой как-нибудь на выходные сюда приедем.
— На служебной машине?
— На электричке.
— Хотите быть святее папы? Другие-то начальники ездят на служебных.
— Чёрт с ними! Пусть ездят, — сердито отрубил Игорь Васильевич. — А я не буду.
Новицкий захохотал:
— Ну и ну! «Пусть ездят»! Тоже мне, называется блюститель порядка! Да ты первый должен бороться с теми, кто использует служебные машины.
— Не лови на слове. Должен, конечно, — виновато усмехнулся подполковник. — Только мне своих уголовников хватает.
— Опять ты не прав! — Новицкий смотрел на Корнилова с интересом, по-доброму улыбаясь.
— Не прав, не прав, настырный ты человек, — слабо отмахнулся подполковник.
— Люблю допечь ближнего, — засмеялся Николай Николаевич и, увидев, что машина свернула к Сиверской, с огорчением проворчал: — Значит, к Борису Фёдоровичу не поедем. А хороший мужик. Помогал собирать всякую утварь для домика смотрителя. Порассказал бы нам многое. Его мать ещё Владимира Набокова помнит. У него тут рядом имение было. А дядя, Рукавишников, в селе Рождествено имением владел. В шестнадцатом году умер, оставил в наследство племяннику четыре миллиона. Недолго тому попользоваться пришлось…
Они поехали по узкой асфальтированной дороге. Справа желтело жнивье с большой скирдой соломы, слева лежала низина и невидимая сейчас река Оредеж, вдали — пологий зелёный холм с небольшой деревенькой.
«А когда-то эта дорога была замощена крупным булыжником, — вспомнил Корнилов, — и мы с матерью тряслись по ней в сорок первом на переполненной беженцами полуторке. А впереди поднимались клубы дыма. Там горела Сиверская».
Совсем недалеко отсюда, в маленькой деревушке Грязно, Корнилов жил на даче летом сорок первого года. Ему было тогда десять лет. События того лета врезались в память на всю жизнь. Как-то Игорю Васильевичу попалась на глаза книга о йоге. Выполняя одно из упражнений, помогающих обрести власть над своим телом, человек должен был мысленно перенести себя в такое место на лоне природы, где он чувствовал бы себя беспредельно раскованным и счастливым. Прочитав эти строки, Корнилов задумался. Куда, в какой райский уголок мог бы перенестись он, если бы вдруг последовал учению индийских стоиков? И не придумал ничего лучшего, кроме небольшой зелёной поляны на берегу тихой реки Оредеж. Неяркое, в какой-то лёгкой облачной пелене солнце. Пахнет сосной, недавно скошенной, подсыхающей травой, водорослями. Монотонно бубнит маленький ручей, впадающий в реку. Время от времени лениво всплеснёт рыба. И как тихий, убаюкивающий фон ко всему этому миру звуков — ровный, неумолчный шум старой мельничной плотины, скрытой за речной излучиной. …Они только что вылезли из воды и лежат на горячем песке: Игорь Корнилов, Вовка Баринов и Натка Голубева. Игорь на вершине блаженства — впервые он переплыл реку, нарвал жёлтых, только-только начавших распускаться кувшинок и принёс Наташе. Вовка Баринов чуть-чуть обижен. Он тоже влюблён в маленькую деревенскую кокетку Натку, но плавать ещё не научился и выполнить её просьбу не смог. Теперь у него вся надежда на белую магию своего новенького, сверкающего никелем велосипеда, единственного на всю деревню. Натке этот велосипед предоставляется по первому требованию.
Ровно через две недели за Вовкой и его бабушкой приедет на легковой автомашине отец и увезёт в Ленинград. Велосипед прикатит Игорю тётка Мария, у которой снимали дачу Бариновы, и скажет:
— Володя тебе подарил. Просил передать. В пять минут собрались, не было времени забежать попрощаться.