После этого происшествия, немцы петлюровскому командованию уже абсолютно не доверяли и взяли под свою охрану всех арестованных.
В такой же категорической форме было потребовано согласие и транспорт на перевозку в Германию всех оставшихся в живых арестованных и их семейств.
Петлюра согласился. Страх перед все еще грозными немецкими силами и чувство собственного самосохранения вынудили его на это.
ГЛАВА II
На юге России в период добровольцев
Харьков. Май 1919 года.
Советские войска оставили Харьков.
На улицах как-то дико — пустынно; лишь изредка проносящийся вооруженный автомобиль с красным флагом говорит о том, что еще не все кончено, что еще преждевременна радость для тех, кто оказался невольным гостем в Харькове.
Но вот со стороны Московской улицы показались белые.
В Харькове ген. Деникин.
Издан знаменитый приказ, говорящий об общем наступлении «на Москву».
Белые взяли Курск и начали продвигаться дальше на Орел.
Среди пришлого беженства началось движение и большинство уже стало вновь укладывать свои чемоданы, корзины и сундуки.
Кто-то пустил слух, что на вокзале идет запись на билеты: на первый отходящий- поезд на Москву.
Многие бросились на вокзал, толпясь там и разыскивая кассу, из которой производится предварительная продажа билетов на Москву.
В конце-концов все это оказалось злостно-веселой выдумкой, на которой все же подработали комиссионеры.
В августе или сентябре, неожиданным напором на Воронеж и Купянск Красная армия почти подошла к Харькову.
Неожиданно — близкие орудийные выстрелы, донесшиеся до города, моментально отрезвили, затуманенные успехами белых, головы.
По направлению ко всем вокзалам потянулись весело ухмыляющиеся «ваньки», почуявшие неожиданный заработок.
К вечеру движение усилилось.
Вокзалы сразу приняли свой «нормальный вид».
Везде горы чемоданов, сундуков и возле них озабоченные, испуганные лица, ищущие всячески способов как-нибудь, обмануть своего соседа и быть первым в поезде, отходящем на спасительный юг.
К ночи красные были отброшены от Харькова.
Ген. Шкуро спас «отечество» от гибели, и благодарные соотечественники устроили по этому поводу грандиозный кутеж.
Все, казалось, пошло по-старому, но неожиданный визит красных, почти в самый город, подорвал престиж белых.
Деникин и его штабы отказались от переезда в столь «гостеприимный» Харьков.
Кто заблаговременно «записывался» на билет в Москву— теперь менял направление и запасался билетом на Ростов н/Д. и вообще — на юг.
Краткое официальное сообщение штаба геи. Май-Маевского, командующего добровольческой армией — «нашими войсками взят Орел».
Всюду ликование.
Через несколько дней опять официальная телеграмма «Орел оставлен и наши войска отошли на ближайшую станцию».
Настроение обратное, соответствовавшее телеграмме, но все еще довольно сносное и крепкое.
Но вот, одно за другим, официальные сообщения говорят о начавшемся отступлении белых, назад к Курску.
Обыватель заволновался. На лицах появилась озабоченность и скрытый испуг.
Отдельные лица начали продавать и ликвидировать свои дела и, вообще, на «всякий случай» готовиться к отъезду на… юг, в Ростов, Крым, а то и дальше. Помню, однажды к одному из харьковских присяжных поверенных подходит его знакомый и у них завязывается приблизительно следующий разговор:
— Ну, как дела, что нового? — обращается к присяжному поверенному его знакомый.
— Да что нового… По-старому. А, слышал, наши-то понемногу отступают… Ну, мы еще им всыпем, — как-бы в утешение сказал он.
Затем, вынужденно добавил.
— Что-то плохо последнее время я себя чувствую. Вероятно, переутомился. Да и осень в этом году какая-то гнилая… Собираюсь на днях проехать в Крым немного подлечиться и отдохнуть.
И, как бы спохватившись, в оправдание самого себя за произнесенное слово «Крым», развязно добавил:
— Только, черт его знает, удастся ли в этом году уехать. Дел по горло. Отдохнуть некогда, а работать не могу. Сейчас надо спасать Россию, а не о Крыме думать…
Через 2–3 дня стало известно, что он уже уехал.
И подобные этому разговоры, с некоторыми вариациями и добавлениями, вначале единичные и осторожные, вскоре стали излюбленной темой разговора вообще во всех слоях харьковской белогвардейщины.