Перед самым петлюровским восстанием мирные переговоры были прекращены, в силу возникших неопреодолимых разногласий. Советская делегация уехала. Перед ее отъездом, среди гетманцев было намерение арестовать Раковского, а с ним и всю делегацию. Это намерение было предотвращено лишь благодаря немцам. Настроение рабочих, готовых выступить в защиту делегации, было хорошо известно гетманцам, и это также помешало выполнению их плана.
Отъезд Советской делегации в значительной мере отразился и на некоторой наиболее дальнозоркой части эмиграции. Многие прямо говорили: «теперь нам здесь делать нечего. Надо собирать чемоданы и лететь дальше на юг… Кажется, опять начинается осень».
Бегство Петлюры, революция в Германии, усилившиеся восстания на Украине и ряд прочих грозных признаков говорили о приближении революционных конфликтов.
После разгона Центральной Рады, Петлюра вновь и якобы полностью уходит в свою работу в Киевском губернском земстве, где он был председателем.
В действительности же он подготовлял восстание, пользуясь земством, как центром средоточия своих сил.
В самый разгар его работы немецкая контрразведка раскрыла все его планы.
Петлюра и ряд его ближайших сообщников и помощников были арестованы и переданы в распоряжение гетманских властей.
Петлюра в Лукьяновской тюрьме продолжал разрабатывать план организации восстания. Вскоре гетман, по приказу немцев, освободил Петлюру из тюрьмы под «честное слово». А через недели две — три петлюровцы подняли восстание. Повстанцы быстро захватили Екатеринослав, Винницу, Умань, Житомир, Полтаву, Харьков. Гетманские войска сдаются и разоружаются. Кольцо восставших постепенно сближается и замыкается вокруг Киева.
Восстание наполнило Киев новыми потоками беженцев. Главным образом, это были помещики.
Вокзал и все прилегающие станционные постройки превратились в единый ночлежный дом. Здесь было все завалено чемоданами и прочими принадлежностями «недалекого и быстрого» путешествия.
Дети, старики, старухи, молодые, одетые в свитки и по последней моде, больные и здоровые…
Все это металось из стороны в сторону, как встревоженное дикое стадо, почуявшее опасность.
Ноябрь…
Петлюра подступил к Киеву и окружил его плотным кольцом своих сечевиков. Началась правильная осада.
Все офицерские и сердюцкие полки гетмана, находившиеся в Киеве, брошены на защиту подступов к Киеву. Святошино, Боярка, Дарница становятся ареной беспощадных боев. С обеих сторон проявляется неслыханная жестокость. Пленных в плен не брали, а здесь же, на поле сражения, после диких надругательств и мучений убивали, или же живьем закапывали в землю.
С утра до ночи гремели орудия. Канонада становилась ближе и ближе.
Неимеющая сил бежать белая эмиграция и часть населения Киева жили исключительно слухами, передаваемыми самым верным беспроволочным телеграфом — «Крещатиком». Каждый слух, каждая новость-небылица, пущенная запуганным обывателем для собственного успокоения, моментально становились достоянием всего города.
В немцев в это время уже никто не верил, тем более, что у них произошла революция.
В общем, последние дни они держались пассивно-нейтрально.
«Верхи» это обстоятельство быстро уловили, и ориентация была взята на Антанту.
Начали появляться телеграммы собственных корреспондентов (из Киева-же) о высадке десанта французов в Одессе, Николаеве, Крыму и т. д. Затем постепенно эти десанты продвигались по железным дорогам на выручку Киева, были уже в Жмеринке, через день их видели (по достоверным источникам) уже в Казатине, а некоторые счастливцы даже уже в Киеве, во дворце гетмана. Помню, однажды, уже в конце ноября, дела гетмана были настолько плохи, что немцы держали наготове поезд под парами, чтобы в случае чего, немедленно вывезти из Киева «его светлость» и присных с ним.
Настроение населения было пониженное. Барометр — Крещатик это ясно отражал.
События развернулись с такой быстротой, что удрать удалось лишь весьма немногим счастливцам. Теперь, когда петлюровская опасность надвинулась весьма реально, толпа глухо и злобно, по обывательски, волновалась, проклиная и немцев, и гетмана, и большевиков и, вообще, всех, о ком она могла подумать в эту минуту.
Неожиданно орудийная стрельба прекратилась. Стоявший в толпе около меня какой-то обыватель обратился к своему приятелю и тоном, обадривающим самого себя, сказал: