– Твой отец, – начала она. – Вы были очень близки?
– Да. Я стал работать рядом с ним, едва лишь научился ходить, как и моя сестра Стефани, но она хотела покинуть ферму, а я хотел лишь одного – оставаться здесь до конца своих дней. – У нее по-прежнему был печальный вид, поэтому Мэтт показал на грубую приставную лестницу, прибитую к стене: – Ты когда-нибудь забиралась на сеновал, городская леди?
Ее лицо просветлело:
– Сначала поужинал, а теперь обзываешь меня?
– Давай. – Он поставил ногу, обутую в сапог, на перекладину лестницы. – Я полезу первым и помогу тебе подняться. Верхняя ступенька немного пошаливает.
Он легко взобрался по лестнице, потом опустился на колени, чтобы подать ей руку. Он почти втащил ее наверх и выпустил сразу же, как только она обрела равновесие и встала на ровное место, где не было сена.
– Я видела стога сена на полях по дороге в город, – сказала Эмма. – Я не знала, что вы держите сено еще и в сараях.
– Мы запасаем его на прокорм лошадям и немного для телят, которых содержим рядом с домом, – объяснил он и поднял взгляд на потолок. – Дождь лупит вовсю.
– Здесь хороший запах. Вот он, запах сарая. – Она села на сноп сена и осмотрелась вокруг. Подросший котенок вынырнул откуда-то и потерся о ноги Эммы. – Привет, киска. – Она погладила зверька по спине и взглянула на Мэтта: – Как он сюда попал? Мэтт улыбнулся:
– В западном крыле сарая есть пологий подъем со ступеньками.
– А ты заставил меня карабкаться по приставной лестнице.
– Я подумал, тебе будет полезен такой опыт, – сказал он в свою защиту.
Эмма засмеялась. Смех спугнул котенка, который удрал вверх на гору из сена.
– Меня радует, что мне не нужно спускаться вниз по приставной лестнице. По мне, легче подниматься, чем спускаться.
– Тебе не нужно никуда уходить. – В его слонах прозвучал дополнительный смысл, который он не вкладывал в них сознательно, но который, однако, не сумел и скрыть.
– Я бы не могла оставить тебя с больным ребенком и Рут, которая неважно себя чувствует. Это было бы несправедливо.
– Люди совершают много несправедливого.
– Но не я, – сказала она, поднимая подбородок в характерной манере, которую он уже запомнил.
– Нет, – подтвердил он, – не ты. Впрочем, лучше тебе уйти. Во всяком случае, не следует оставаться здесь наедине.
– Не следует? – Она улыбнулась ему, припоминая, как вчера в их разговоре он подчеркивал эти слова.
– Это ошибка, – вымолвил он, приблизившись к ней на шаг и увидев, как расширились ее зеленые глаза. Он взял ее за руку и повел в ту сторону, где был пологий спуск.
– Да, – согласилась она. – Очень большая ошибка.
– Ошибки случаются, – прошептал он, притягивая ее к себе. И его руки как-то сами собою обняли Эмму, рот вкусил сладостную теплоту ее дыхания, и они оба повалились в душистое сено. Он не мог больше себя сдерживать, как не мог остановить барабанную дробь дождя по крыше над их головами, особенно когда она ласкала пальцами его лицо и вплетала их в его волосы, когда их губы были слиты в поцелуе, от которого они больше не могли удержаться.
Он целовал теплую кожу над ее ключицей, его рука скользнула по мягкой хлопчатой ткани ее тенниски и легла на ее грудь.
– Мэтт, – сказала она, задыхаясь, в то время как он ласкал большим пальцем ее набухший со сок. – Есть кое-что…
Он коснулся языком края ее нижней губы:
– Кто-нибудь говорил тебе, как нежен твой рот?
– Нет. Какое…
После еще одного долгого поцелуя он оторвался от ее рта.
– Эмма!
Она открыла глаза.
– Что?
– Скажи мне, что это не ошибка.
Эмма провела пальцем по его щеке и слегка коснулась его губ.
– По-моему, это не похоже на ошибку, но за последнее время я их совершала столько, что ни в чем не уверена.
– Я тоже, – пробормотал Мэтт, придавливая ее теплое тело своим. – Думаю, нам просто нельзя упустить этот шанс.
– Хорошо.
Она улыбнулась ему, и Мэтт почувствовал, как камень упал с его сердца: она хочет его, как хочет ее он, – вот подлинное чудо, дарованное им этой дождливой воскресной ночью.
– Поцелуй меня опять, – сказала Эмма. – Нет ничего слаще.
Он не смог сдержать улыбки.
– Леди, ты в двух шагах от непоправимого. Поцелуй – это только начало.
– Я слышала об этом. – Ее взгляд не дрогнул, когда он посмотрел ей прямо в глаза. – Тебе придется научить меня остальному.
Он не сразу уловил смысл ее слов, но растерянное выражение на лице Эммы наконец вразумило его.
– Ты хочешь сказать, что никогда…
– Нет. Никогда.
– А твой жених…
– Хотел подождать.
Этот жених, должно быть, был холоднее льда, подумал Мэтт, однако он ничего не желал знать о другом мужчине, которого любила когда-то Эмма. Все, что ему следовало знать, она уже сказала. Женщины – непредсказуемые создания и обладают порой странными понятиями.
– Хорошо, – все, что мог сказать на это Мэтт. – Я ни с кем не занимался любовью очень-очень давно, – признался он, лаская губами ее губы. – Нам придется обучаться вместе, пока у нас не получится все, как надо.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Кое-как они разделись; постелью в сене для них стали их куртки. Теперь Эмма трепетно и радостно отзывалась на его прикосновения своей разгоряченной, сверхчувствительной кожей. Мэтт ласкал ее кончиками пальцев, что вызывало во всем ее теле дрожь, и она отвечала ему столь же настойчивыми ласками.
Он больше не спрашивал ее, действительно ли она хочет его близости. В этом не было нужды, ибо ее тело жаждало ласк не меньше, чем его. Он опрокинулся на спину, не выпуская ее из объятий. Она взглянула в его темные глаза и поняла, что он из тех, кому можно верить.
– Неужели бывает еще лучше? – спросила она дразнящим голосом.
– Да. Самого лучшего мы еще не достигли.
– Вот как. – Она склонилась и поцеловала его в подбородок. – Итак, когда мы это сделаем?
– Я думал, ты никогда не спросишь. – Он перевернул ее на спину. Эмма не удержалась от улыбки: – Я не знала, что полагается спрашивай..
– Это помогает, – сказал он, медленно ее лаская.
Он задержал ладонь на ее животе, потом скользнул ниже. Вскоре она не могла больше выносить острого наслаждения, которое вызывали в ней его пальцы.
– Теперь, – сказала она, вытягиваясь под ним, чтобы ему было удобнее.
– Я постараюсь не причинять тебе боль, – нежно выдохнул он ей на ухо. – Ты не причинишь.
И он не причинил, во всяком случае, не более чем на мгновение. Кратчайшая боль, которая последовала за ощущением открытости. Ощущением наполненности. Ощущением вхождения чужой плоти. А когда эта плоть стала осторожно двигаться внутри нее, она положила руки на широкие плечи Мэтта и спросила себя, ощущает ли в полной мере все так, как надо.
Мэтт проникал в нее глубже и одновременно всматривался в ее лицо.
– Все в порядке?
– Да.
– Хорошо чувствовать тебя внутри. – Она качнула бедрами, чтобы он вошел еще глубже, и Мэтт вздрогнул.
– Не торопись, любимая, – простонал он. – Не так скоро. Я хотел бы, чтобы это длилось дольше.
– Научи меня, – прошептала она, чувствуя, как он проникает все глубже.
Его движения становились сильнее и чаще, и наслаждение наконец полностью вытеснило боль. Она достигла вершины внезапно, это был слабый взрыв внутри тела, вызванный убыстренными толчками Мэтта, его проникновениями в самую глубь. Он продолжал двигаться внутри нее, пока его дыхание не замедлилось, и он перевернулся, увлекая ее на себя. Долго еще он поглаживал ее спину и нежно касался губами виска.
– Мы сошли с ума, – вымолвил он наконец.
– Почему ты так говоришь? – Его прикосновения были мучительно-сладостны, и она закрыла глаза в истоме.
– Мы никак не предохранялись. А я не юноша, чтобы не понимать, какой это риск.
– Я принимаю таблетки, – сказала она, стараясь не обращать внимания на то, как больно ее кольнули слова «я не юноша, чтобы не понимать». – Помнишь, я ведь предполагала выйти замуж? А он не хотел детей. – Она надеялась, что он не спросит, как давно она разорвала помолвку. Мэтт вздохнул и поцеловал ее в плечо.