‒ Как раз ты-то, дитя сидов, и сможешь, ‒ умоляющим тоном продолжал просить Альтамир.
Сильвейн отошла от друида на пару шагов, готовясь уничтожить, раздавить тяжким грузом правды.
‒ Нет, Альтамир, не смогу, ‒ почти прошептала она, борясь с желанием развернуться и дотронуться до его лица. ‒ Потому что именно из-за меня она и умирает.
Альтамир медленно поднялся с колен. Лоб его прорезали глубокие морщины, голова замоталась из стороны в сторону.
‒ Что ты говоришь такое?..
Он не понимал. Или отказывался принять горькие ягоды истины. Но Сильвейн не хотела больше его жалеть. Ни его, ни его умирающую жену.
‒ Я прокляла ее, Альтамир. Когда увидела твое предательство, я ее прокляла. А проклятия сидов не имеют обратного действия, и ты знаешь об этом.
Слова обрушились на Альтамира как удары меча. Глаза его налились слезами ‒ такое Сильвейн видела впервые, отчего окаменевшее сердце ее дало трещину. Неужели он действительно так любил про́клятую ею ведьму? Стал бы он лить слезы по ней, по королеве сидов, если бы на месте Дейдре оказалась она?
‒ Я тебе не верю, ‒ почти прошептал он, мотая головой. ‒ Ты не могла... Та Сильвейн, которую я знал, никогда бы так не поступила.
Королева подобралась, выпрямила спину и твердо изрекла:
‒ Той Сильвейн, которую ты знал, больше нет. Она умерла в осенний день, когда ты подарил поцелуй другой.
В тот же миг Альтамир рухнул обратно на землю, подогнувшись под силой ранящих слов. Она сломала его, словно ветку, и возвышалась над ним каменным изваянием. Когда Сильвейн услышала его рыдания, то едва сдержалась, чтобы не зарыдать в ответ и не потерять лица.
‒ Я ненавижу тебя, королева сидов, ‒ выплакивал он каждое слово. ‒ Я тебя ненавижу...
Она более не могла ни смотреть на него, ни слушать. Сильвейн развернулась и унеслась прочь от рыдающего на берегу друида, чья жена вот-вот переступит черту между мирами живых и мертвых. Ненависть разверзлась в ней огромной язвой и все разрасталась и ширилась, уничтожая все живое на своем пути. Под голыми ступнями Королевы жухла трава и увядали едва-едва распустившиеся майские цветы. Все вокруг гибло вместе с ней и утраченным ею светлым чувством. Ненависть поглощала все, и теперь уже не различить, ее ли то была ненависть, или того, кого она некогда любила.
***
Смех Дейдре нескончаемо преследовал Сильвейн. Денно и нощно она слышала его отовсюду: в листьях деревьев, шуме травы, свисте ветра и птичьих трелях. Во сне смех ее оборачивался скорбным плачем, исполненным такой острой печали, что можно об нее порезаться. Но куда страшнее было видеть кошмары, как двое не родившихся детей терзали ее, Сильвейн, хватали за руки, рвали маленькими пальчиками ее сверкающее платье и ползли, тянулись к ней, уставившись слепыми глазами, будто новорожденные котята, и спрашивая: «за что?»
Чувство вины изводило Королеву, но признаться себе в страшном деянии мешала гордость. Все еще видя призраков собственных прегрешений в отражении воды, в ночной темноте, Сильвейн прожила пять лет. Однако призраки внезапно ожили в один июньский день.
Сильвейн обходила свои колдовские угодья вместе с двумя стражниками, как вдруг заметила на дальнем берегу реки высокого мужчину в черном плаще, с еще темной копной волос, густой длинной бородой и двумя детьми, бегающими друг за другом, пытаясь запятнать. Мальчик и девочка определенно были в родстве ‒ это видно по их светлым пшеничным волосам. А их искристый, заливистый смех обрушился на нее колючим воспоминанием.
Это был ее смех. То были ее дети.
Сильвейн почувствовала, как сердце остановило свой ход. Все еще силясь поверить в увиденное, она стояла в тени деревьев и наблюдала, как брат с сестрой носились вдоль берега, брызгались водой и смеялись.
‒ Все ли хорошо, моя королева? ‒ обеспокоенно поинтересовался стражник. Сильвейн ответила ему, не отводя взгляда от детей Альтамира:
‒ Все замечательно, дорогой друг. Все замечательно...
А когда голова Альтамира повернулась в сторону леса, Сильвейн там уже не было.
***
Тень проклятия больше не висела над королевой сидов, не омрачала ее жизни в Полых Холмах. Теперь она знала, что чудом детей смогли спасти ведьмы, хоть их мать, бедняжка, пала от проклятия Сильвейн. Также она знала, что лишила Альтамира его любви, отняла самое дорогое, что он имел, и была оттого удивительно довольна, боясь самой себя. А дети... Дети пусть будут ему напоминанием о предательстве, пусть долгие годы грудь его сводит приступом печали.
Так твердила себе Сильвейн, сидя у реки. Ровно пять лет назад, на этом же самом месте возлюбленный молил ее о помощи, а она отказала ему, обрекая на муки. И уж точно Сильвейн не ожидала пять лет спустя встретить его здесь снова.