сюжетах. Эти образы могут быть завещаны в форме традиций, заимствованы одной цивилизацией у другой, могут включиться в диахроническое коловращение классов и общественных укладов. Они — часть социальной истории, хотя к ней и несводимы. Поль Альфандери и Альфонc Дюпрон убедительно показали13, что западные христиане отправились в крестовый поход главным образом потому, что их вдохновлял созданный воображением образ Иерусалима. История воображаемого - это углубленная история сознания, пробуждение которого в Средние века блестяще проанализировал отец Шеню14. Воображение стимулирует человека и побуждает его действовать. Воображение - феномен коллективный, общественный и исторический. История без воображаемого — это история-инвалид, безжизненная история.
Пользуясь имеющимся в моем распоряжении инструментарием историка, созданным большей частью после эпохи Средневековья, я всегда старался подогнать его под ментальные структуры людей того прошлого, которое я изучал. В настоящей работе я не стану анализировать употребление понятий imago, imaginatio (изображение, воображение) в Средние века. Слово imagination (воображение) появилось во французском (старофранцузском) языке в XII в. Однако мне хотелось бы напомнить, что средневековые клирики всегда объединяли внешнее восприятие и восприятие внутреннее. Путем огромных усилий средневековому христианству удалось перевести восприятие мира извне вовнутрь; начало было положено Блаженным Августином и Боэцием, в конце VI в. продолжено Толкованиями на Иова (Moralia in Job) Григория Великого, и в результате обрело свое выражение в форме мистических видений и экстатических состояний, посещавших мужчин и женщин в XII—XVI вв. Помимо видимых, наружных органов зрения и слуха есть внутренние, невидимые органы зрения и слуха; невидимые органы чувств гораздо важнее видимых, ибо именно с их помощью воспринимаются божественные видения, слова и звуки самого реального из миров — мира вечных истин. И в этом мире, используя формы мира зримого или же принимая формы мира незримого, существует и функционирует универсум образов и представлений.
О происхождении и воздействии ментальных и духовных образов писал Августин; завещанные им теория и опыт изложены во второй книге его Трактата о Троице, где он упомянул даже о пограничных (экстатических) состояниях, в которые в Средние века часто впадали мужчины и женщины, отчего у нас создалось впечатление, что для людей Средневековья провести границу между реальной действительностью и реальностью воображаемой нередко было труднее, чем нам. На наш взгляд, в Средние века люди в большинстве своем верили в сновидения, легко впадали в безумие и были склонны к мистицизму. «Сила любви такова, — пишет Августин, — что предметы, в коих душа находит мыслительное удовольствие и к коим она с трепетом приникает, она забирает с собой, даже когда возвращается в себя, дабы, если можно так сказать, осмыслить их. Однако когда предметы эти находятся вне ее, ей приходится любить их вне самой себя, посредством органов чувств, и соединяться с ними только через сии органы; а так как она не может увлечь возлюбленные ею предметы внутрь себя, туда, где находится царство натуры духовной, она измысливает в себе их образы и увлекает эти образы, сделанные из нее самой, в саму себя... Она уподобляется этим образам не по сути своей, но по мысли... она обладает способностью выносить суждения, посредством коих она отделяет тела, пребывающие по отношению к ней внешними, от образов, которые несет она в себе; но образы эти иногда обретают такую внешнюю форму, что могут быть восприняты как тела инородные, а вовсе не как порождение представлений внутренних, что часто случается во сне, в состоянии безумия или экстаза»15.