Коли на помощь мне придете,Вы под его мечом падете!..»Герой едва повел плечом:«Как так паду? Под чьим мечом?Мне сила господом дана,И вражья сила ни однаМеня не одолеет:А кто дерзнет, сам пожалеет!..Так кто ж он, супротивник мой?..»«Он прежде звал меня женой.Теперь же, если б мое телоЕго служанкою стать захотело,Он прочь бы оттолкнул меня,Измену мнимую кляня.В его груди угасла вера…»«Надеюсь, что найдется мера,Чтоб к вере возвратить его.Но много ль войска у него?..»«Нет, с ним пока что я одна.Но бойтесь! Месть его страшна!Супруг шутить не любит,Он вас в куски изрубит.Да, он изрубит вас в куски,А я исчахну от тоски,Злосчастная Ешута!..»Раздета и разутаОна Орилусом была,И все же кротостью цвела,Воистину святоюЖенской чистотою…. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Герой тотчас свой шлем наделИ словно ветер налетелНа герцога, что страшным взглядомСмотрел, как некто скачет рядомС его печальною женой…Конь Парцифаля — вихрь шальной.. . . . . . . . . . . . . . . . . . Герои копьями дрались.Ешута бедная, молись!И впрямь: подобного турнираНе знали с сотворенья мира.Здесь все гремело, все звенело.Они дрались осатанело.(Ах, крови, что ль, пролито мало?)Ешута руки ломала…Орилус храбрый был боец.Да что поделаешь? ЮнецЕго одолевает,Сдаваться повелевает.«Ах так? Не слушаться меня?!»Взял и стащил его с коняМогучими руками(Что было с герцогом, судите сами)И мигом, как мешок с овсом,Швырнул его на бурелом,Синяками лицо изукрасилИ нос ему расквасил.Кровь из-под шлема льется.Одно лишь остаетсяОрилусу: глаза смежитьИ умереть… «Ты хочешь жить?Все от тебя зависит.Раскаянье возвыситТебя, и честь тебе вернет,И с сердца тяжкий снимет гнет.Проси же без смущеньяУ этой женщины прощенья!Свое доверье ей верниИ подозреньем не черни.Тебе клянусь я свято:Ни в чем она не виновата!..»«Не виновата?! Кто?! Она?!»«Да. Знай: во всем — моя вина.В своей ребячьей дуриНавлек я гнева буриНа воплощенье чистоты…Ее подозреваешь тыВ супружеской измене!Но нет на ней вины ни тени!Хочу, чтоб ты рассудку внял:Кольцо с нее я силой снялИ, как бы в ослепленье,Поцеловал без дозволенья…». . . . . . . . . . . . . . . . . . Воскликнул герцог: «Я спасен!Ужели это все — не сон?Хоть я повержен и раздавлен,От худшей казни я избавлен.Мне пораженье принеслоУсладу дивную. СпаслоМеня сие известье.Что подозрение в бесчестьеОтпало!.. Что моя женаГосподним ангелам равнаСвоей небесной чистотою!Безумец! Я ее не стою…И все ж для ревности тогдаБыл повод… В том-то и беда.Она мне сердце разрывалаТем, что восторга не скрывалаПеред твоею красотой.А у меня-то нрав крутой.Дурная мысль мне в мозг вонзилась:Моя жена в тебя влюбилась,Жена мне боле не верна!..Из преопасного зернаВзросло слепое подозренье,Позор! Позор мне и презренье!Но о прощении молюЕе, что я, как жизнь, люблю!..»Рек Парцифаль: «Тебя я пощажу,Возблагодари же госпожу!Взбодрись душой, с земли восстань!Ты тотчас двинешься в Бретань.И — клятву в том с тебя беру:Придя к Артурову двору,На верность деве присягнешь!Какой? Сейчас меня поймешь:Прелестной деве, кротчайшей,О коей с болью, с тоской величайшейЯ воздыхать не позабыл.Кей-сенешаль ее побил.Из-за меня случилось это!Удар остался пока без ответа.Найди ж ее, поведай ей,Что будет отомщен злодей,Что он за все заплатит кровью…»«Я рад твои принять условья, —Ответил герцог. — Но сперва к женеС повинною дозволь вернуться мне…». . . . . . . . . . . . . . . . . . И примиренье состоялось.Сердце Орилуса с горем рассталось.И вскоре они в пещеру зашли,Где с мощами святыми раку нашли,И копье разноцветное там лежало —Оно отшельнику принадлежало.Отшельник Треврицент был братАнфортаса… (Так говорятПредания, по крайней мере.В ту пору не было его в пещере…)Над ракой вновь Парцифаль присягнул,Что ни разу в жизни не посягнулНа честь иль достоинство герцогини,Однако он горько жалеет нынеО дерзком поступке (известном вам),И он резнул себя по губам,Что зло свершили, без спросу целуя,Дабы кровью с них смыть печать поцелуя.И, глядя герцогине в лицо,Он с поклоном ей возвратил кольцо…