грохотало, все гремело!..
Хоть действовал Гаван умело
И на кровать бесстрашно лег,
Он все равно уснуть не мог.
А гром ревел, а гром ярился…
Тогда Гаван щитом укрылся…
И сжалился над ним творец,
Внезапно положив конец
Своей спасительною дланью
Немыслимому грохотанью…
…Но тут из пятисот пращей
(Губительнее нет вещей!)
В Гавана камни полетели.
Герой наш, сидя на постели,
Наверно, помер бы на ней,
Попав под этот град камней,
Но мы‑то ведь не забываем,
Что щит‑то был непробиваем,
И камни, что пращи метали,
О щит ударясь, отлетали…
Но вот запас камней иссяк…
И тотчас ‑ тоже не пустяк!
В сопровожденье странных звуков
Из страшных, смертоносных луков
Посыпались вдруг тучи стрел.
Щит не поддался! Уцелел!
Гавана стрелы не задели!..
…Наверно, мы бы поседели,
Попав в подобный переплет!..
А вот Гаван на все плюет!..
Да… Мы, прости нас, правый боже,
Мы на Гавана не похожи:
Чуть что ‑ нас страх в дугу согнул
А тот и глазом не моргнул!..
…Но вдруг здоровый мужичина
(Лицо ‑ ужасная личина),
Обросший рыбьей чешуей,
Вошел с дубиною большой.
Нет, не с большою, а с громадной
Вид у него был кровожадный.
Не дай бог никому из нас
С таким вот встретиться хоть раз.
Но тешит нас соображенье:
Детина‑то без снаряженья,
А рыцарь со щитом своим
Пока что был неуязвим.
Лишь увидал мужик Гавана,
Отвисла челюсть у мужлана.
Орет, проклятый, пасть раскрыв:
«Того не может быть! Он жив!»
«Боюсь, ты раньше околеешь!..»
«Ничем его не одолеешь,
А только влипнешь сам в беду!
Себе дороже! Я пойду!..»
…И вдруг донесся до Гавана
Неясный грохот барабана…
Нет, барабанов двадцать штук
Тревожный издавали звук.
И в зал огромный лев ворвался.
Он бешен был: проголодался
И человечины алкал.
Клингсор его поднатаскал!
К ремням щита он лапу тянет
(А барабаны барабанят),
Щит без надежного ремня
Почти как всадник без коня!..
Но у Гавана был недаром
С собою меч!.. Одним ударом
Он зверю лапу отрубил.
Лев не взревел! Он протрубил
Крик дикой, небывалой боли!..
Но, повинуясь божьей воле,
Герой Гаван решает в грудь
Льву свой булатный меч воткнуть.
И мертвым лев свалился на пол…
Он лишь немного поцарапал
Героя… Но Гаван устал
И, обескровленный, упал
На львиный труп в изнеможенье…
И к тем пришло освобожденье,
Кого, ценой утраты сил,
От колдовства освободил
Герой, сражавшийся столь лихо…
Все смолкло… Всюду было тихо,
Пока, в окно не поглядев,
Одна из горемычных дев
Своими глазами не увидала
Мертвого льва посредине зала
И лежащего рядом со львом бездыханно
Героя ‑ отважнейшего Гавана…
Пришлось дрожащей от страха деве
К Арниве,{254} старой королеве,
Бежать, чтоб поскорей принесть
Необычайнейшую весть,
Что столь же непонятна,
Сколь и невероятна…
Скажите, вы понять могли б
Погиб герой иль не погиб,
Когда бы вы не знали
О том, что было в зале?..
Арнива же была умна.
Двум юным пленницам она
Тотчас повелела
Разведать: в чем тут дело?..
…Как девы Гавана увидали,
Они безудержно зарыдали:
«Герой убит! Он недвижим!
Но мы ему принадлежим!..»
Сим преданность они явили…
И вдруг дыханье уловили,
Слетевшее с пунцовых губ!..
О, перед ними был не труп!..
Едва с него доспехи сняли,
Как с упоеньем слушать стали
Слова, что спящий лепетал…
При этом с уст его слетал
Звук, на чуть слышный стон похожий…
Спаси того, великий боже,
Кто вызволил нас из беды!..
«Скорей, ‑ кричат, ‑ воды! Воды!..»
Ему уста они разжали
(Алые губы его чуть дрожали).
Воды студеной влили в рот…
Но… Дальше слушайте!.. И вот
Глаза его раскрылись ясные.
Он видит: женщины прекрасные
Столпились около него
И все благодарят его
За возвращенную свободу…
Кто свежую приносит воду,
А кто ‑ целительную мазь,
Чтоб смог скорей подняться князь
После невообразимых пыток…
Арнива сварила ему напиток,
Найдя целительную травку,
Чтоб дело быстрее пошло на поправку.
Герой с охотой пил и ел
И, пристально весьма, смотрел
На дев, чей облик был чист и светел…
Но Оргелузу свою он не встретил…
…О, как его благодарили!
Чего ему только не говорили!..
Но снова погрузился он
В целебный, благодатный сои…
XII
Кто спящего даром побеспокоит,
Великим позором себя покроет.
А тот, кто, здесь лежа, глаза смежил,
Воистину отдыха заслужил!..
Свидетельствует Авентюра,
Что отпрыск Лота, племянник Артура,
Хоть совершенно изнемог,
Славу свою преумножить смог!..
Мне даже сравнивать неохота
Дела его с подвигами Ланцилота…{255}
Признайтесь сами: неужель
Известный вам всем король Гарель{256}
Отвагой рыцарскою сравнится
С тем, кому сейчас так сладко спится?..
Ах, если б множество тех стрел,
От коих он столько перетерпел,
Собрать да взвалить на мула,
Животное б к земле пригнуло!..
Что там Ивэйн?{257} Что там Эрек?{258}
Иль полководец имярек?..
О господи, не стану
Прекрасному Гавану
Кого‑то противопоставлять:
Зря только раны свои растравлять.
Ведь, победив в ристанье,
Душевные страданья
Мой славный рыцарь не избыл!
Увы! Страдая, он любил.
И сердце его не покидала
Та, что вершиной идеала
Для друга нашего была:
Оргелуза, источник зла!..
Подумайте только, что творится!
Способна ль вправду уместиться
Большая женщина в крохотном сердце?
Через какую такую дверцу
Она к Гавану в сердце вошла
И как дорожку туда нашла?..
Держать не стану я в секрете:
Дела проделывает эти,
Конечно, госпожа Любовь!..
Я с нею в спор вступаю вновь,
Хоть этот спор не мной навязан.
…За что так мучиться обязан
Наивернейший ваш слуга?
Жизнь всем, конечно, дорога,
Однако вы ему дороже!..
(Как дети на отцов похожи!
Любовью жил бесстрашный Лот!..)
А разве юный Илинот,{259}
Гавана родич, не был вами
Загублен при служенье даме?..
Ах, госпожа Любовь, зачем
Вы досаждаете нам всем
И наше губите здоровье?..
И эти капли алой крови
Я не припомнить не могу,
Что на белеющем снегу
Перед очами Парцифаля
Напоминанием предстали
О горестной любви к жене…
А смерть принявший на войне
Гамурет ‑ его родитель
Он разве был не ваш воитель?
Иль он погиб не из‑за вас?!
…Пусть вам припомнятся сейчас
Гаван и все его родные!..
Прекраснейшая Итония{260}
Гавана дивная сестра.
Она чиста, умна, добра,
Как в вихре бешеного танца
Кружилась из‑за Грамофланца,{261}
Известного средь королей…
Вы были милостивы к ней?!
Сестра другая ‑ Сурдамур…{262}
Ее ли не сгубил Амур,
Влюбивши ее в Александра‑царя,
Пред коим рассветная гаснет заря.
Вы всех терзали, всех казнили…
И вот острейшую вонзили
Стрелу в израненную грудь!..
Могу ли вас не упрекнуть
В преступной черствости к Гавану?!
Нет! Обвинять вас не устану…
…Поет Любовь избранник музы!..
Но бедный пленник Оргелузы,
Изведав злую вашу власть,
Навек вас должен был проклясть!..
Как много он стерпел лишений,
Одной из ваших став мишеней!..
. .
Ночь миновала. Рассветает…
Свечного света не хватает
Для состязания с дневным!..
…Гаван движением одним
Смахнул с себя оцепененье…
В окно вливалось птичье пенье.
И наш приятель ощутил
Прилив могучих свежих сил.
Затем он произнес тихонько:
«Однако же я спал долгонько!..
Но боже! Вот чему я рад!..»
Лежал новехонький наряд
Взамен его одежды грязной,
Забрызганной и безобразной,
Изодранной когтями льва…
Переодевшись, он сперва
Прошелся медленно по залам,
Любуясь блеском небывалым,
Хоть во дворцах живал не раз…
Хрусталь, рубин, смарагд, топаз
Чудесно стены украшали.
Каменья словно бы дышали
Средь беломраморных колонн…
Вдруг, потрясенный, видит он
Большую башню из камней,
Пылавших тысячью огней,
Переливавшихся, сверкавших,
Необъяснимо отражавших
В его обличии живом
Тот мир, в котором мы живем.
Увидел он моря и горы,
Разливы рек, полей просторы,
Луга и тучные стада,
Затем увидел города,
Где улицы, дома и люди…
Конечно, о подобном чуде
Гаван и помышлять не смел…
Признаемся: он онемел…
Но престарелая Арника
И королевы дочь ‑ Сангива{263}
В сопровожденье юных внучек{264}
(В глазах у каждой ‑ солнца лучик)
Спешат к герою моему
С желанием внушить ему,
Что, хоть была пустяшной рана,
С постели подниматься рано,
Что надобно себя беречь
И всеми делами пока пренебречь,
Чтоб ране вновь не отвориться…
«О госпожа и мастерица,
Гаван в ответ проговорил,
Весь век бы вас благодарил!
Вновь приведен я в чувство
То ваше сделало искусство!
Вас сам господь ко мне призвал!..»
«Так ты мастерицу во мне признал?
И благодарен мне безмерно?..
Ну, что же. Коли это верно,
Тебя хочу я обязать
Их, всех троих, облобызать…
Все трое ‑ королевской крови…»
Он тотчас же, не прекословя,
С охотой выполнил приказ
И (говорю вам без прикрас)
Почувствовал выздоровленье,
С чем он и принял поздравленье…
И все ж глазами ищет он
Ту чудо‑башню средь колонн
И страстно молит, чтоб Арнива
Сего не убирала дива…
…Она сказала: «Ну, так и быть.
Все, что можешь увидеть, увидь!»
И пальцем ему погрозила…
И башня отразила
(Уж так была он