Похоже, оно не просто издавало жуткие звуки, призванные устрашить и деморализовать предполагаемого противника, как мог бы подумать наивный наблюдатель, а само с собой обсуждало курс дальнейших действий. Потому что когда раскатистое рокотание громового хрюка замолкло, кабан вразвалочку подошел вплотную к дереву и заскреб копытами по коре, поднимаясь на задние ноги прямо под филейной частью охотника. И двигало им нечто большее, нежели простое любопытство.
Панически дергающиеся ноги костея внезапно ощутили под собой нежданную, но такую нужную опору.
— С-спасибо… — облегченно выдохнул он перед тем, как воспользоваться ею и взгромоздиться на спасительный сук, выгнул шею и кинул полный благодарности взгляд на неожиданного помощника.
И встретился глазами с налитыми кровью и предвкушением свиными очами.
Сойкан взвыл, в мгновение ока оттолкнулся от пятачка размером с поднос и белкой взлетел на ветку Кондрата.
— Я тебя держу! — бодро возвестил гвардеец, сжимая одной рукой свою опору, а другой удерживая охотника от дальнейших попыток побить олимпийские рекорды по скоростному запрыгиванию на ветки. — Тут он нас не достанет! Спокойно!
— С-спасибо… — пришел в себя и нервно сглотнул охотник.
Он с ненавистью глянул вниз на разочаровано тыкающееся рылом в кору чудовище, повернулся, устраиваясь поудобнее на хлипком насесте, и вдруг услышал под собой тихий нерешительный треск.
— Что это?.. — застыл в позе взлетающего пингвина Сойкан.
— Где? — закрутил головой Кондрат.
— Здесь… — дрожащим шепотом прояснил ситуацию костей и осторожно шевельнулся.
Треск слегка осмелел, и теперь его услышал и Кондрат, и Серафима и, наверное, даже кабан.
Он радостно всхрапнул, опустился на все четыре ноги и принялся рыть землю под корнями дуба с азартом угольного комбайна. На что у простого кабана ушло бы две недели, у лесного чудовища грозило получиться за двадцать минут.
Дерево качнулось, ветка затрещала, уже не стыдясь и не скрываясь…
— Он сейчас дерево уронит! — ахнул Сойкан.
— Сначала мы на него уронимся, — мрачно предрек Кондрат, выглядывая в быстро сгущающихся сумерках самозабвенно храпящее и разбрасывающее землю чудище.
— Перебирайтесь на мою ветку! — скомандовала царевна. — Быстро!
— А она нас выдержит? — с сомнением оглядывая их новое кабаноубежище, с виду ничем не крепче старого, задал риторический вопрос Кондрат.
— Заодно и проверим, — резонно предложила царевна.
Сук под мужчинами затрещал уже совсем весело, явно предвкушая отделение от своего постылого дерева, свободный полет и самостоятельную жизнь…
Горе-медвежатников не надо было долго уговаривать. Первым на кривую короткую голую ветку, не украшенную ничем, кроме Сеньки, перебрался гвардеец, за ним был затащен охотник.
— С-спасибо… — только и успел проговорить он, как дуб дрогнул, и без того напружиненная ветка согнулась под тяжестью третьего постояльца, звонко хрупнула, переломилась в нескольких сантиметрах от ствола и повисла на толстом языке коры.
Серафима охнула и съехала в Кондрата, тот ахнул и налетел на Сойкана, а костейскому охотнику уже не оставалось ничего другого, как с душераздирающим воплем устремиться по гладкой коре туда, куда направляла его предательская ветвь.
Через секунду вся честная компания в составе Сойкана, Кондрата и ее высочества друг за другом оказалась в дупле.
На чем-то мягком.
Или на ком-то.
— У меня ноги не помещаются, утрамбуйтесь!..
— Да мы стараемся…
— Лезь вперед, Кондрат!..
— Тут занято!..
— Подвинь его!..
— Кыш отсюда, кыш, кыш!..
— Чего ты толкаешься?!..
— Это не я…
— Ай!..
— Где он?..
— Мне на голову наступил!..
— Из-звини… Это твоя голова?
— Нет, медвежья!
— А где тогда он?
— У меня на спине топчется, гад!..
— Я думал, это медведь…
— А это — не медведь!..
— Да ты не толкайся, чего ты толкаешься!
— Р-р-р-р…
— Ай!..
— Уйди, кому говорят!.. Кыш!..
Такой бесцеремонности и вторжения в его личное пространство топтыгин стерпеть уже не мог, но было поздно. Экспериментальным путем люди выяснили, что облюбованное мишуком убежище может вместить только троих, и кто тут был четвертый лишний ошалевшему от такого нахальства медведю было сообщено немедленно и без обиняков.
Обнаружив к своему изумлению, что его передние лапы цепляются за чью-то шкуру на самой вершине кучи-малы, а задние болтаются снаружи, а под ними кто-то злобно хрипит и сотрясает дуб, мишка запаниковал и сделал отчаянную попытку втиснуться обратно…