— Ты — новый помощник матушки Гуси? — с невозмутимым достоинством спросил самый высокий мальчик, только что подставлявший свою спину ударам.
— Да, — непреклонным тоном сообщил царевич, подумал, что это не совсем так, и поспешно добавил: — Почти. В некотором роде.
Но маленьких костеев такие тонкости не интересовали.
— Мы не бьем его, дяденька! — подошла к нему девочка с тонкой красной полоской ткани, призванной изображать ленточку, вокруг головы. — Что вы!
— Никто его не бьет!.. Зачем нам его бить?.. Он сам всех побить может!.. Мы же понарошку!.. Это игра такая!.. Ее все знают!.. — загалдели все в голос, устремились к смутившемуся Иванушке, как булавки к магниту и стали наперебой объяснять нехитрые правила.
— Он, Кысь, как будто булочник…
— У него как будто вор каравай украл…
— Вор его ударит…
— А он должен угадать, кто…
— Если на честного показал, то ему все по щелбану дают и снова стукают…
— А если угадал, то на его место становится вор…
— И он уже как будто булочник…
— Это же такая игра, дяденька!
— Хороша игра! — не уступал Иванушка, хоть уже и без того благородного гнева, с которым пару минут назад влетел в спальню. — Бить человека! Что вы, других игр не знаете?
Ребята переглянулись, пожали плечами.
— Так ведь тут бегать — не разбежишься…
— Простыню на мяч жалко переводить…
— Никто свою отдавать не хочет почему-то…
— И подушку тоже…
— А остальные они все неинтересные…
— Только для маленьких…
— А ты бы, дяденька, научил нас другим играм-то, — хитро прищурился на него большеголовый лопоухий мальчуган с щербатой улыбкой.
Играм?..
Играм?!..
Но Иван, проведший свое детство в четырех стенах библиотеки, ничуть не ограничивающих его бескрайний воображаемый мир приключений и подвигов, не знал никаких игр, кроме шахмат, а они без доски и фигур явно не имели шанса тут прижиться!
Если не знаешь, что ответить, отвечай уклончиво, учила его в свое время Серафима.
— Ишь, устроили тут тарарам! Безобразие! Дети ночью спать должны! — с преувеличенной суровостью, стараясь ничем не выдать охватившей его легкой паники, строго погрозил лопоухому пальцем царевич. — А ну-ка марш все в постели! Немедленно!
— А я не хочу спать, — заявил высокий, тот, кого назвали Кысем.
— Мы не хотим спать! — тут же поддержала его ребятня помельче.
— А вы пробовали? — резонно поинтересовался Иванушка, довольный, что вопрос с играми удалось так удачно замять.
— Н-ну… — замялись найденыши, тоже не лишенные чувства истины.
— Тогда договоримся, — присел на край незастеленной кровати царевич и оглядел ребятишек. — Вы ложитесь в постели, а я вам что-нибудь расскажу, чтобы вы уснули.
— Такое скучное? — разочаровано захлопала глазами девочка с ленточкой.
— Нет, такое интересное, — стараясь не показать внезапной неуверенности, сообщил Иван.
— От интересного не засыпают, — убежденно заявил лопоухий малец.
— Вот мы и проверим, — натянуто улыбнулся Иванушка, сраженный железной логикой лопоухого наповал.
— А что ты расскажешь? — заинтересовался Кысь.
— Увидите. То есть, услышите, — пообещал лукоморец.
Через две минуты все воспитанники городской управы лежали по своим кроватям, тихо, словно мышата в норке.
— Ну, рассказывай, — требовательно, будто барышник на базаре, выполнивший свою часть сделки, проговорил Кысь, прижимая край выцветшего лоскутного одеяла[15], наверняка принесенного из дома кем-нибудь из воспитателей, к подбородку.
Иванушка откашлялся в кулак, набрал полную грудь воздуха, вызвал перед внутренним взором знакомый пятнадцатикилограммовый том объемом в несколько тысяч страниц, начиненный приключениями, свершениями, походами, странствованиями и битвами, как ядро — гремучей смесью, и начал с первой страницы, как стихотворение стал читать:
— В тридевятом царстве, в тридесятом государстве, что прозывается людьми добрыми Лукоморьем, жил-был царь Егор. И был у него единственный сын — витязь доблестный, богатырь сильномогучий, воин непобедимый, царевич-королевич Елисей…
Он почти потерял голос и дошел до двести тридцать третьей страницы, пока, отчаянно борясь со сном и проигрывая ему в неравной борьбе, не засопел последний и самый стойкий его слушатель — долговязый Кысь.
Не веря свои глазам, Иван, не переставая автоматически, хоть и беззвучно, шевелить пересохшими губами, тихонько приподнялся с жесткой кровати, заглянул при свете Находкиной восьмерки в бледные, безмятежные лица спящих постолят и вдруг почувствовал, как все дневные заботы, треволнения и усталость обрушились на него будто полоумная Прыгун-гора на королевича Елисея в Закопайском царстве.