На передней лапе у него повисла ученица убыр.
- Находка!.. - подскочил Кондрат и схватил ее за талию. - Отпускайся, я держу!.. Скорей!..
Девушка послушно разжала руки, но вместо того, чтобы повиснуть на шее у своего спасителя и ждать перемещения в безопасное место, впилась сверлящим взглядом в глаза чудовища и резко выбросила вперед ладони.
- Стой!!!
И могучий зверь, властелин леса, равному по силе которому теперь не было, замер по ее команде, как вкопанный, а потом тихо опустился на четвереньки, растеряно потоптался, отрывисто бормоча что-то неразборчивое и жалобное, улегся на мостовую, прикрыл глаза, и затих.
Не обращая внимания на пододспевших с оружием людей, на выкрики и ахи из окон, Находка опустилась на лед подле огромной мохнатой головы зверя, обняла ее руками, припала лбом к его лбу, и заговорила, зашептала что-то плавно-певучее на своем, октябрьском наречии.
Из всего переливчато журчащего потока ласковых, успокаивающих, обволакивающих, убаюкивающих незнакомых слов Сенька уловила и поняла только одно, повторявшееся почти постоянно.
Гондыр.
- Гондыр?.. - недоверчиво повторила она шепотом.
Но Иван и Кондрат, стоявшие в ней ближе всех, услышали.
- Это он - гондыр? - с каждой секундой понимающий всё меньше и меньше Кондрат нахмурился, и кивнул в сторону неподвижной бурой горы, с которой обнималась октябришна и к которой прильнул, как к родной, Малахай. - Его так звать?
- Нет. То есть, да. В смысле, нет, - доходчиво объяснила царевна. - Короче, когда мы были в стране Октября... как раз на следующий день, когда мы встретили вас в лесу блудней и отправили на поиск Ивана...
Через несколько минут короткая история с размолвкой убыр и гондыра была рассказана, а местами даже показана в лицах.
Гвардейцы переглянулись.
- А у нас он что делает? - выразил всеобщее недоумение Прохор.
- Проснется - спросим, - пожала плечами Серафима.
А, между тем, чердаки, мансарды, балконы, окна и дверные проемы стали постепенно пустеть: видя, что прямая угроза как будто миновала, на старые позиции неспешно и осторожно стали возвращаться зрители.
И не только.
Груда обломков в центре площади зашевелилась, зашушрала и, выпутываясь из обрывков декораций и строительного мусора, на свет белый показался граф.
Он обозрел театр почти военных действий мутными, слегка расфокусированными очами, и взгляд его остановился на неподвижно растянувшемся кабане, прикорнувшем рядом медведе, обнимающей его девушке, и группе ее поддержки1.
- Свинью... убили?.. - хриплым то ли от продожительного неиспользования, то ли от не менее продолжительного ора голосом каркнул Брендель и тут же закашлялся.
- Убили, - неохотно повернулся к нему Кондрат.
- А... вторую скотину?
- Это не скотина! Это медведь! - не задумавшись ни на мгновение, рявкнул Кондрат.
- Ты на кого голос повысил, смерд!!! В кандалах сгною!!! В тюрьме!!!
- Ваша светлость... - начал было Макар, но граф не дал ему договорить.
- А вы чего раззявились?! Добейте его! Живо! Пока я вас!..
Из тона графа было непонятно, кого конкретно он требовал добить, но не исключено, что медведь временно отошел на втрой план.
- Послушай, ты...светлость... - Кондрат, которого, несмотря на плохо прикрытое желание Бренделя никто не спешил добивать, недобро прищурился, сжал кулаки и двинулся к обломкам. - А ты кто вообще такой, чтобы нами командовать?!
- Кондраш, потерпи, успокойся... - протянул к нему руку Фома, но было поздно.
Его друг разозлился не меньше самого графа, и ни терпеть, ни тем более успокаиваться теперь не собирался.
- Кондрат, постой, я сейчас всё улажу! - припустил за ним и Иванушка, но гвардеец только отмахнулся:
- Кабана я завалил, медведь меня не тронул, а уж с кротом-то как-нибудь справлюсь.
Иванова гвардия, выбравшиеся вновь на площадь зеваки, вынырнувшие из убежищ министры, опасливо вылезающая из укрытий и обломков знать - все, как ручейки в котловину, стевались к помосту, чуя неотвратимо приближающуюся кульминацию событий.
- Что?!.. - взвился Брендель. - Как ты сказал, подонок?! Кто я?.. Крот?!.. Да будь я - нея, если ты у меня на всю жизнь не запомнишь, что твой царь...
- Кошкин хвост ты, а не царь2! - Кондрат, набычившись, пер на графа без малейшего представления о том, что будет делать, когда, наконец, дойдет, но с целеустремленностью десятка суперкабанов.