Соединенные Штаты в эти критические месяцы строили свои отношения с Японией так, чтобы не оказаться в войне с ней, но толкнуть японских милитаристов на Советский Союз. 24 июля Япония захватила южный Индо-Китай. США ответили наложением секвестра на японские фонды и практически прекратили торговлю с Японией. Английское и нидерландское правительства, опасавшиеся за судьбу своих владений, поспешили последовать примеру Соединенных Штатов. Черчилль, решивший, что наконец американское правительство заняло твердую позицию, предложил Рузвельту совместно предупредить Японию, что дальнейшее продвижение вызовет войну. Однако в Лондоне не поняли игры американского правительства, в расчеты которого вовсе не входило ссориться с Японией. Рузвельт категорически отклонил английское предложение. Своим советникам президент объяснил: «Черчилль неисправим. Он хочет, чтобы эта война закончилась как другие, — расширением империи. Теперь его больше всего пугает Восток — судьба Гонконга, Малайи, Индии и Бирмы. Я вновь и вновь был вынужден отказать в его просьбах принять угрожающие меры против Японии, ибо я стараюсь избежать нападения на нас». Действия президента и государственного департамента в это время приобрели столь сложный и непостижимый на первый взгляд характер, что их не понимали не только союзники США, ко и члены американского правительства, непосредственно не связанные с ведением внешних дел. Рузвельт отменил распоряжение министра внутренних дел Икеса о наложении эмбарго на экспорт нефти в Японию. Обиженный министр подал в отставку, Рузвельт не принял ее.
Вопрос о поставках нефти в Японию имел решающее значение для агрессора: полное прекращение их ставило японское правительство перед дилеммой — либо немедленно начать войну (мобилизационных запасов хватало для боевых операций на год с небольшим), либо вообще отказаться от нее. Завладеть нефтяными промыслами Япония могла только в Индонезии. Генерал Маршалл и адмирал Старк заявили президенту: «Эмбарго на нефть по всей вероятности вызовет в ближайшем будущем нападение Японии на Малайю и Голландскую Индию. Если США суждено воевать на Тихом океане, то действия, могущие привести к войне, следует отложить до тех пор, пока Япония не будет связана боевыми действиями в Сибири». Так считали командующие вооруженными силами США в июле 1941 г., 5 ноября они уточнили свою точку зрения, представив правительству меморандум с перечислением поводов для войны. В качестве таковых в нем упоминалось нападение Японии на американские, английские, голландские владения на Дальнем Востоке или Тихом океане, а также на английские доминионы. «Нападение на Россию, — писали они, — не оправдывает вмешательства Соединенных Штатов».(США, однако, едва ли подняли бы оружие, если бы японская агрессия не затронула американские владения. Черчилль замечает по этому поводу: «Крупные государственные деятели Америки, окружавшие президента и пользовавшиеся его доверием, не менее остро, чем я, сознавали грозную опасность (подчеркнуто мною. — Н. Я.) того, что Япония нападет на английские и голландские владения на Дальнем Востоке и будет тщательно обходить Соединенные Штаты и что вследствие этого конгресс не даст санкции на объявление войны Америкой».)
Итак, в Вашингтоне считали самым разумным для Японии войну с Советским Союзом, оставалось разъяснить это Токио и убедить японское правительство. Сложилась парадоксальная картина — американская интерпретация национальных интересов Японии целиком совпала с германской, хотя исходила из иных соображений. Токио подвергается двойному нажиму — из Вашингтона и Берлина. Гитлеровцы назойливо твердили одно и то же — Япония упускает удобный момент. Американская политика носила куда более сложный характер: в конечном счете США заявили о поддержке Советского Союза в войне против Германии. В начале октября, наконец, накладывается эмбарго на экспорт нефти в Японию. Принимая эту меру, американское правительство знало, что война на пороге. Осенью 1941 г. американо-японские переговоры, которые начались в Вашингтоне еще в апреле, вступили в решающую стадию. В ходе их Япония настаивала на. признании ее господствующего положения в Юго-Восточной Азии и Китае. Консервативные элементы в японских правящих кругах надеялись вырвать уступку у США одним шантажом и угрозами. Этих деятелей возглавлял премьер-министр Коноэ, сформировавший свое правительство 19 июля 1941 г., которое было прозвано в Японии «правительством японо-американских переговоров». Помимо переговоров в Вашингтоне, по инициативе Коноэ, японская сторона предложила организовать встречу глав правительств Японии и США на Гавайских островах. 2 октября США отклонили предложение о встрече глав правительств, заявив, что ее условием должно быть предварительное разъяснение Японией своего отношения к Тройственному пакту, целей пребывания японских войск в Китае и отношении к «равным возможностям» в международной торговле. Правительство Коноэ, настаивавшее, что можно добиться удовлетворения требований Японии переговорами, потеряло лицо в глазах милитаристов. 18 октября к власти пришло правительство оголтелой военщины, возглавляемое Тодзио. В Вашингтоне хорошо запомнили, что Тодзио в 1931–1935 гг. занимал командные посты в Квантунской армии, т. е. был связан со сторонниками северного направления агрессии. Не было учтено, однако, что Тодзио лучше, чем кто-либо другой, понимал трудности войны с Советским Союзом.