Почему восстала молодежь? Вряд ли в результате какого-то разумного политического анализа. Она восставала под влиянием неопределенных факторов, которые действовали на нее в тот сложный период истории, пробуждая в ней внутреннее сознание того, что жизнь должна была бы быть совершенно иной, если бы соблюдались заповеди и принципы, изложенные в Библии и Декларации независимости. Молодежь видела по телевизору, как плакали вьетнамские женщины, когда американские солдаты сжигали их хижины или целились в их детей. А раньше эта молодежь видела, как полиция разгоняла брандспойтами и дубинками демонстрации негров на улицах Бирмингема.
Новый дух свободы и неповиновения заставил молодежь пересмотреть свои взгляды на жизнь. Она хорошо помнила (ведь это было еще совсем недавно) свои занятия в школе, которые, даже по признанию пожилого и бесстрастного наблюдателя, в течение трех лет изучавшего систему школьного образования, вселяли ужас. Социолог Чарлз Силбермен писал: «Невозможно хоть сколько-нибудь длительное время находиться в государственной школе и не заметить, что повсюду происходит страшное надругательство: над непосредственностью учащихся, радостью познания, счастьем творчества, чувством собственного достоинства человека… Какими мрачными и безрадостными предстают в большинстве своем американские школы, какими унизительными и никчемными являются правила, которыми они руководствуются, какой духовно пустой и эстетически бесплодной является их атмосфера, как невежественны многие учителя и директора школ, какое презрение они бессознательно проявляют по отношению к детям…»
Протест молодежи был самым заметным и самым беспокойным, но не единственным проявлением протеста против существующего порядка. Старшее поколение также нарушило свой привычный образ жизни и своими действиями затрагивало столь важные сферы американской культуры, что их выступления нельзя было рассматривать как преходящие или поверхностные. Когда католические монахи и священники нарушили установившиеся традиции, их примеру последовали молодые члены «Клуба четырех «Эйч», когда молодые врачи и адвокаты образовали коммуны, это было уже нечто серьезное. Даже «суперзвезды» из мира американского футбола и бейсбола стали бросать вызов своим тренерам и публике, культу конкуренции, долларов и успеха. Профессиональный футболист, Чип Оливер из команды «Окленд рейдерз», ушел из футбола и стал жить в одной из коммун в Калифорнии. При этом он заявил:
«Профессиональный футбол — глупая игра. Она убивает в людях все человеческое. Набрали игроков и превратили их в живые куски мяса, которые научились нападать и избивать друг друга. А куда девалась их живая душа, их уверенность в том, что они способны на более благородные дела?…
Я ушел из профессионального футбола, поскольку понял, что не делаю ничего для того, чтобы сделать этот мир более приспособленным для жизни человека. Тот мир, в котором я жил, — мир погони за деньгами, привел меня в тупик…»
В конце 60-х годов на социальной сцене появилась новая сила, вступившая в противоборство с властями и включившаяся в поиски новых человеческих отношений. Речь идет о движении за равноправие женщин, которое включало в себя как бурные демонстрации протеста против угнетения со стороны мужчин, так и более сдержанные выступления за равноправие. Всего за несколько лет это движение пробудило миллионы американцев, осознавших, что «второй пол» находится в зависимом положении.
Движение за эмансипацию было направлено против таких видов эксплуатации женщин, как: лишение возможности получить должное образование и применить его в практической жизни, отведение роли домашней прислуги, лишение права выполнять «мужскую работу», более низкая по сравнению с мужчинами оплата за одну и ту же работу; возложение на них всей ответственности за рождение и воспитание детей на том основании, что это якобы является исключительно женским делом, в то время как мужчины отправляются либо на работу, либо на отдых и развлечение. Активисты борьбы за равноправие женщин также подчеркивали, что современная культура отравляет умы как мужчин, так и женщин, поскольку уже с детских лет их приучают к тому, что женщины являются объектом сексуальных вожделений, слабым и зависимым полом, в то время как мужчины — лидерами, вожаками, смелым и сильным полом. Эвелина Лио так описывала результат этого социального явления: «Ход всей сознательной жизни женщины с начала и до конца определяется выбором мужа, потому что она социально обязана предоставить ему возможность самому решать вопрос о дальнейшей карьере, выбирать место жительства, друзей, виды развлечений, определять круг интересов и характер так называемых жизненных благ.
Что-то здесь не так, в этом зависимом положении женщин кроется нечто ужасное. Они связаны с другим человеческим существом тесными, взаимно переплетающимися узами и все же влачат паразитическое существование, так и не раскрыв до конца всех своих потенциальных возможностей, так и не воспользовавшись случаем сделать свободный выбор или стать полноправным членом семьи. Необходимо что-то сделать, чтобы изменить это неравноправное, несправедливое и унизительное положение женщин в семье».
И вот женщины объединились для организованной борьбы. У них не было центрального руководства. Формы организации, идеологии, тактики и выбора первоочередных задач носили самый разнообразный характер. По-видимому, они специально старались избежать авторитарного и элитистского руководства, как будто хотели на деле показать, что значит освободиться от ненавистной власти мужчин. Стремясь добиться реформ и признания, пытаясь заставить людей думать, женщины устраивали пикеты во время проведения конкурсов на звание «Мисс Америка», проводили собрания в различных организациях, выпускали подпольные газеты, устраивали «сидячие демонстрации».
В Америке развивалась контркультура, нечто носящее более глубокий революционный характер, чем политические перемены, вызванные Войной за независимость США и Гражданской войной. В стране развивалась политическая борьба против расизма, войны и жестокости полиции. Некоторые сторонники культурных перемен подчеркивали, что изменение взглядов людей имеет принципиально большее значение, чем простое участие в политических выступлениях, поскольку эффективность последних может быть легко сведена на нет в условиях глубоко реформистской Америки. Историк Теодор Рожак в своей работе «Создание контркультуры» утверждает, что «отвоевать людей у технократии никогда не удастся путем суровой, упорной и самовосхваляемой воинственности, которая в лучшем случае отвечает интересам и задачам узкой борьбы. Помимо тактики борьбы должно быть какое-то жизненное кредо, которое всегда определяет эту тактику и ставит своей целью не просто мобилизовать силы на борьбу против злодеяний, совершаемых в обществе, а изменить само отношение людей к реальной действительности».
Сквозь эти различные течения проглядывались смутные контуры некоего будущего мира, хотя о нем уже и говорилось не в одной декларации и не в одном манифесте…
Вопрос о том, как построить такое общество, учитывая реальную расстановку сил в данное время и нынешний уровень сознательности, является гораздо более сложным. Однако многие пришли к выводу, что дело упирается не в теоретические рассуждения, а в принятие первых практических мер. Тактика осуществления таких перемен (и даже первые шаги в этом направлении) должны определяться как пониманием принципов будущего общества, так и четкой оценкой структуры существующего строя. Понимание сложившейся обстановки может служить по меньшей мере ключом к пониманию необходимости осуществления тех или иных перемен.