Наверху все было как он помнил – амфитеатр, кафе, музыка и прочее, только от ветра оберегали искусно расположенные прозрачные пластиковые щиты, и место бармена заняли, похоже, пищевые автоматы, но это были мелочи, не заслуживающие внимания. Они были здесь, и они были одни, и наконец все чертово напряжение этой безумной недели немного оставило его.
Надин уже вызвала электронное меню и задумчиво его изучала, когда Олег, наконец, очнулся от своих мыслей.
– Послушай… совсем забыл… родители настояли и очень просили передать, – он зашуршал карманами рюкзака. – Сказали, ты очень любила в детстве, и хотя я ничего такого не помню, но… вот.
Надин широко распахнула серые глаза, узкое лицо осветилось мягкой улыбкой, и она снова стала той девчонкой, что была грозой яблоневых садов на далеком юге много-много лет назад.
– Спасибо за подарок! – она буквально вцепилась в яркую обертку шоколадной плитки. – Какой интересный дизайн! «Генеральский»! Поразительно! И огромная советская звезда сверху – любите вы это дело!
«Смайлик в ушанке, в руках бутылка и балалайка».
– Надин, звезда – это самый обычный элемент оформления… В США точно такая же, хоть и белая…
– Да-да, конечно… – она прижала плитку к носу и с силой втянула воздух. Смешно наморщила нос. – Ну, я же говорила – от него буквально пахнет коммунизмом!
– Это какао-бобы, – пояснил Олег, невольно снова растягиваясь в глупой беспричинной улыбке. Беспричинной? Он был снова рядом с Надин, и она была рада, и она говорила с ним. – Нормальные, из Белоруссии. У вас таких нет.
– Ха? Пожалуйста, – фыркнула девушка, быстро-быстро нажимая какие-то кнопки в виртуальном меню. – Вот, готово. Тебе я заказала какао со взбитыми сливками, двойную большую порцию, и шоколадный торт – потому что на него вечером скидка, и чтобы ты увидел, что у нас шоколад тоже бывает вкусным, и еще потому что ты его любишь, я помню.
– Я люблю… – начал было Олег, но тут Надин отпрыгнула к стойке, чтобы забрать поднос, и закончить фразу не получилось. Все равно она оказалась бы, наверное, не к месту.
Некоторое время они просто сидели, наслаждаясь вечером и обществом друг друга, перебрасывались малозначащими замечаниями, поглядывали вокруг. На город уже почти полностью опустилась темнота, подсвечивались только несколько соборов, да огромный массив Бизнес-Сити в центре города, где работа не прекращалась даже ночью. От воды ощутимо тянуло холодом, но никакого запаха – мощные насосы гнали в каналы морскую воду, и застоя не происходило.
– Как тебе Большой Амстердам? – Надин повела рукой вокруг, на гигантские стальные и стеклянные шпили, полностью закрывающие теперь устье Амстела. Олег пожал плечами.
– Я прилетел вчера поздно вечером, остановился в отеле в Схипхоле, так что, в общем, еще не успел осмотреться…
– Вечером! – понимающе подмигнула Надин. – Так что, наверное, в красный район уже наведался?
«Анимированный смайлик, совершающий непристойные движения».
– Грешен, – кивнул Олег. – Он теперь сильно отличается от того, что я помню.
– Что такое?
– Ну… мужчины, женщины, мужчины, притворяющиеся женщинами – понятно… но дети, киборги, животные-гибриды… это как-то не мое. Выглядит отталкивающе.
– Олег! – сурово покачала головой девушка. – Ты сейчас являешься живым олицетворением расизма, сексизма, гомо– и ксенофобии. За это штрафуют. Даже в частной беседе.
«Смайлик в полицейской фуражке, сурово грозящий пальцем»
– Но я же просто высказываю мнение…
– И за упорство – тоже.
– Молчу, – Олег вздохнул. – О чем же можно говорить в этой дивной цитадели свободного мира?
– В рамках социально принятых норм – о чем угодно, – рассмеялась девушка. – Это же не Союз, в гулаги не отправят.
– Тогда у меня сразу вопрос, – задумчиво сказал Олег, озираясь, – почему у вас здесь за последние лет десять стало как-то… темновато?
– В каком смысле? – Надин покрутила головой, потом что-то вспомнила и стащила очки. – Да, верно, я забываю… Национальная программа экономии энергии – зачем жечь миллионы киловатт на рекламу, фонари, бигборды и вывески, если у всех все равно очки доп-реальности, которые и информацию выдадут, и дорогу подскажут?
«Смайлик в очках».
– И еще велят всем считать, что город – изумрудный… – пробормотал Олег. – Нет-нет, это я о своем, не обращай внимания. А отвечая на твой вопрос насчет города… знаешь, я все-таки, наверное, люблю Амстердам. Несмотря на эту его развязность, на темноту эту, на сырость, и даже на то, что он когда-то отобрал у меня…
В стороне зашел на посадку маленький частный конвертоплан, и мерный, сильный шепот его винтов на секунду заглушил окончание.
Надин нервно улыбнулась, резким движением снова надела очки и уставилась в пустоту за пластиковые щиты, где, в ее виртуальном мире, наверное, вовсю мигали рекламы и баннеры, указывая наиболее короткую дорогу домой и магазины с актуальными скидками. Олег помолчал. С его точки зрения, снаружи было тихо и пусто, редко пролетал мимо какой-нибудь модуль, да еще время от времени хлопали словно бы крылья гигантских нетопырей – особо трудолюбивые нидерландцы возвращались домой с работы.
– В детстве у нас, ты помнишь, была такая игра, – сказал он. – Нужно было придумать облик города, где ты пробыл хотя бы три дня. Если бы город был человеком, то как бы он выглядел? Что любил бы? Как себя вел? Помнишь?
Надин медленно, зачарованно кивнула.
– Так вот, Амстердам у меня всегда ассоциировался с тощим, нездоровым подростком. Рыжим, некрасивым, бледным. Этот парень всегда курит траву и одевается кое-как, бродит под мостами в поисках халявного бухла и приторговывает краденым. Еще он каждый день протирает медные ручки на дверях своего особняка, доставшегося от впахивавшего как вол прадеда. Он сам уже точно не помнит, зачем нужно протирать эти чертовы ручки, но делает это все равно, то ли из уважения к предкам, то ли просто по привычке.
Надин не перебивала, просто слушала, грея в руках чашку с витаминизированным соком.
– Дома у этого парня просторно, всегда шумно, но порядок, тем не менее, казарменный. То есть в гостиной могут расслабляться таблетками два десятка человек, а на кухне по щиколотку пива и чая, но спроси у него, где хранится сахар или стиральный порошок – и он ответит. И будь уверена, все будет на месте. Противоречивый тип, конечно, но и привлекательный тоже. Понимаешь, о чем я?
Надин задумчиво улыбнулась.
– Так и есть, – прошептала она, – так и есть, в общем-то… у тебя меткий глаз. Цепкий, внимательный, как и ты сам. Я помню, когда мы еще жили там, мне всегда это в тебе нравилось. Давно это было, как же давно…
Защемило на секунду сердце – резко, требовательно. Сволочь. Какая же он сволочь все-таки. Ветер утих, наступила удивительная тишина.
– А как у тебя? – тихо спросила девушка. – Здесь это ритуальная фраза, и никто не ждет на нее ответа, но я помню, что у вас там все по-другому, все совсем, совсем иначе, и вопросы задают для того, чтобы узнать что-то по-настоящему. И я говорю это потому, что хочу знать.
«Вот оно, – подумал он. – Вот оно – настоящее.»
– Если сложить в кучку события, что случились после того, как я пришел из армии лейтенантом и узнал, что ты – ну, не дождалась – то получится не так уж много. Пошел в науку, я еще со школы участвовал в конференциях, ты помнишь… После аспирантуры немного помаялся дурью… сейчас работаю в одном из наукоградов – должность не из высоких, но работа по-настоящему захватывает, энергетика, термояд, дейтериевые реакторы, безнейтронные реакции… ну, тебе это, наверное, неинтересно.
– Наоборот, – покачала головой Надин. Она о чем-то размышляла. – Мне писали, у тебя после армии были какие-то медицинские проблемы, депрессия, даже в больнице лечился.