— Ничего себе!
— И третья удача — что на прокол обратили внимание, — закончил толстяк. — Подумаешь, гайка куда-то пропала! Вот вы — сколько раз вы роняли гайки, и не находили их потом? А?
То-то!
— Действительно, везенье, — согласился Олег. — Но потом-то был труд, было кропотливое исследование и…
— И нам еще не раз везло, поверьте.
— Это мистика, — возразил Павлик. — А мистику научный материализм отвергает.
— В целом — отвергает, — кивнул Алексей. — Но в частности, мы, люди, весьма везучий биологический вид.
Олег покачал головой, похоже, он был решительно не согласен со своим собеседником.
— Дайте определение везучести, — потребовал он.
— А зачем? — пожал плечами толстяк. Вытащил из кармашка в подлокотнике кресла бутылку с водой, отпил и вытер губы всё тем же платком. — Давайте я вам лучше вопрос задам.
— А давайте, — усмехнулся Олег.
"Сижу как дурак", самокритично подумал Павлик. Впрочем, ему было интересно.
— Вопрос очень простой, — сказал Алексей, отдуваясь. Изучил внимательно свой носовой платок, и бросил его в мусоросборник. Вытащил из кармана другой, такой же, и вытер лысину, на которой уже успела проступить испарина — видимо, от выпитой воды. — Что является главным движущим фактором эволюции?
— Эк вы круто… — Олег нахмурился. — Так, эволюция… а мы говорили об удаче… Вы явно хотите связать одно с другим. Но — нет, не соглашусь.
— И тем не менее.
— Я прекрасно знаком с математической моделью эволюции, — возразил Олег, слегка сердито. — Я писал алгоритмы на основе этих моделей. Удача, если дать ее конкретному индивиду, поможет выжить его потомкам.
— Вот именно.
— Его, добавлю, и кого-то ещё, с кем он… э… скрестится. Впрочем, неважно. Эти потомки вытеснят всех прочих, удача у них будет одинакова, а значит, в отборе она перестанет играть роль. Всё. Это будет лишь кратковременный эффект, и кстати, вредный для вида в целом.
— Почему — вредный? — удивился Андрей.
— А вы представьте, что удача досталась безногому, безрукому тупице. И его дети потеснят по-настоящему талантливых, и их, талантливых, признаки будут утеряны.
— Вы не о том, — пожал плечами толстяк. — Хотя, наверное, я сам виноват. Забудьте о биологической эволюции. Подумайте о социальном прогрессе.
— Агрегация, как фактор везенья… — Олег усмехнулся. — Ну да, в каком-то смысле.
Хотя, конечно, детей жалко.
— Детей? — удивился толстяк. — Жалко?
— Детей заставляют зубрить последовательность социалистической агрегации, — ответил его собеседник. — Помните? В самый разгар экономического кризиса, Куба объявляет, что будет восстанавливать СССР, к ней присоединяется Беларусь, потом штат Нью-Джерси, Казахстан, Израиль, Сомали… и понеслась. И всё это надо запомнить, и выдать на экзамене. Я и говорю — бедные дети.
— Счастливые дети, — возразил Павлик. — Нам повезло.
— Да! — воскликнул толстяк. — Наконец-то вы поняли!
— Я имел в виду… ну да. Повезло. Гм…
Олег серьезно кивнул.
— Убедили, — произнес он. — Хотя… Впрочем, ладно. Не буду спорить.
— Вы не поверите, — сказал Алексей, — но в старину, еще до Кризиса, была такая поговорка — дурной пример заразителен.
— Предки ошибались, — пожал плечами Павлик. — Заразительным может быть только хороший пример. И кстати… спасибо вам. Вы мне здорово помогли.
— Помог? — толстяк поднял брови. — Ну ладно. Пожалуйста. А как, собственно, помог?
— Просто — помогли, — сказал Павлик. — Разобраться помогли, и вообще. Мне… мне повезло, что я вас встретил.
"Эта осень на Большом Сырте выдалась холодной, давление подскочило аж до ста миллиметров ртутного столба, а скорость ветра достигала трехсот километров в час, и похоже, это было только начало…"
— Ты — идиот, — сказала Лена. — Клинический. Я-то думала, такие как ты вымерли в ходе эволюции.
— Не, — весело возразил Павлик. — Не вымерли. И не вымрем. Удача на нашей стороне.
…
Кстати, имей в виду — ты тоже едешь. Я уже договорился.
— Я? — растерянно переспросила девушка. — Что мне делать на Марсе?
"Принцип агрегации", подумал Павлик. Вслух же он сказал:
— Тебе там понравится. Просто поверь.
Хабибулин Юрий
099: День Матери
Сознание выплыло из небытия.
В голове гудело так, будто бы она, всё тело, превратилось в сплошной комок боли, попавший внутрь огромного чугунного колокола размеренно отбивающего последние секунды земной жизни.