Японцы пытались давить на Сталина, чтобы СССР продал КВЖД практически за бесценок. К осени 1933 г. оба государства оказались фактически на грани войны, так как Сталин не хотел уступать дорогу на японских условиях. Осенью того же года произошло восстановление дипломатических отношений с США, Сталин инструктировал отправившегося на встречу с Рузвельтом М.М. Литвинова пойти, если американцы предложат, на обсуждение антияпонского соглашения[127]. КВЖД в итоге продали. Однако другие факты показывают, что отношение советского руководства к Японии не было столь непримиримо враждебным. Японии были предоставлены концессии на Северном Сахалине, и только неуступчивость японских бизнес-кругов в вопросе допуска советской нефти на японский рынок не позволила СССР стать главным поставщиком жидкого топлива в Страну восходящего солнца, что могло коренным образом изменить ход истории.
В отношении военно-технической помощи Испании и Китаю мы могли бы сказать, что здесь все пошло вопреки поговорке «ложка хороша к обеду». Когда во втором полугодии 1936 г. республиканцы имели перевес в численности людских ресурсов над франкистами, была возможность подавить фашистский мятеж в начале его развития, но СССР ограничился отправкой малого количества вооружений, нескольких сотен старых орудий времен Первой мировой войны и пятидесяти «виккерсов», сделав это уже в самом конце 1936 г. То же самое можно сказать и про Китай, действенная помощь от СССР пришла уже тогда, когда японцы прочно закрепились в Северо-Восточном Китае. К 1939 г. масштабы советских поставок уже явно не удовлетворяли требованиям войны в Китае, такая же ситуация была в Испании, поэтому республиканское правительство вынуждено было обратиться с просьбой о военных поставках к Ф. Рузвельту, как это и сделал немногим позднее Чан Кайши.
Ориентация на альянс с западными союзниками была однозначно идеей Сталина, что выразилось в октябрьских переговорах 1933 г. между М.М. Литвиновым и Ф. Рузвельтом. В ситуации с КВЖД М.М. Литвинов проявил уступчивость по отношению к Японии, то же самое сделает М.В. Молотов в конце августа 1939 г. относительно Германии. Возможно, М.М. Литвинов и Сталин вели себя не по-джентельменски, когда лишали Китай его прав на КВЖД и фактически признавали Маньчжоу-Го. Но поведение западных демократий тоже нельзя назвать джентльменским. Автору настоящих строк случайно попали переведенные с польского на немецкий язык документы МИДа Польши кануна Второй мировой войны. Разумеется, эти документы могли быть и нацистской подделкой, призванной посеять разлад между союзниками по Антигитлеровской коалиции, но в них есть что-то, что наводит на размышления. Мы не считаем Мюнхенскую конференцию сговором, это было просто дипломатическое отступление Британии и Франции, но многими на Западе и в СССР оно было воспринято как заговор против Советского Союза, толкавший агрессию Гитлера на Восток.
В ноябре 1938 г. граф Ежи Потоцкий – посол Польши в США – провел беседу с бывшим послом США в СССР Буллитом, который в то время являлся советником Ф. Рузвельта по русскому вопросу. Выше мы сказали, что Сталин доверял Ф. Рузвельту и готов был пойти на альянс с США против Японии. Но вот что сказал спустя почти пять лет после переговоров М.М. Литвинова с Ф. Рузвельтом Буллит, если верить переведенному с польского на немецкий трофейного (захваченного в Варшаве в 1939 г.) документа МИДа Польши (повторимся, мы не уверены, что нацисты не подделали эти документы). Буллит, со слов Е. Потоцкого, признал, что в Мюнхене западные демократии потерпели поражение, правда, Буллит считал Англию не готовой к войне, чего он не думал насчет Франции[128]. Но, как сказал Буллит, США, Англии и Франции требуются еще два года для подготовки к войне, поэтому западным демократиям было бы желательно, со слов Буллита, чтобы Гитлер напал на СССР[129]. Потом, как признавался Буллит, Германия была бы измотана войной с Россией, после чего западные демократии смогли бы склонить Германию к капитуляции[130]. Потом Буллит стал еще более откровенным: США, по его мнению, готовы были вступить в войну, если первыми это сделали бы Британия и Франция, общественное мнение американцев, с его слов, для этого созрело, как и в канун вступления США в Первую мировую войну[131].