В эпоху Брежнева в условиях внешнеполитической экспансии бюрократические структуры вновь окрепли, и – при неблагоприятном международном воздействии – способствовали замедлению экономического роста. После попыток реформ Либермана и Косыгина вновь оказалось, что рыночное «дополнение» государственного социализма при неприкосновенности государственной собственности обречено на провал[236]. Когда в 1964 году к власти пришёл Брежнев, мировая экономика ещё была на подъёме, а Советский Союз мог гордиться реальными успехами в «догоняющем развитии». В экономической и социальной плоскости сократился отрыв от Запада. Начиная с середины 1970-х гг., однако, отрыв вновь увеличился, с замедлением экономического развития население Советского Союза столкнулось с непривычным периодом «застоя». Нужно было время, пока пролился свет на главные беды.
Однако кризис системы во второй половине 1980-х годов сделал неизбежным использование всего накопленного опыта. Вопрос собственности, который не возникал в ходе экспериментов с реформами в 1968 г. ни в Венгрии, ни в Чехословакии, не мог стать основополагающим практическим вопросом, но скрытно он присутствовал в течение десятилетий за всеми реформаторскими идеями. Когда к концу 1980-х гг. в Советском Союзе разросся кризис системы государственного социализма, уже нельзя было не думать о переосмыслении, практической постановке проблемы собственности, в том числе частной и общественной собственности. Однако по сравнению с 60-ми годами мир сильно изменился. Основы государственного социализма, структура советской промышленности и сельского хозяйства вместе с отношениями собственности возникли в 1930-е годы, то есть при совершенно иной системе условий мировой экономики.
В отличие от 1960-х гг., когда мировая экономика стремительно шла вверх, а советская экономика в результате «догоняющего развития» реально сократила своё «отставание» от Запада, в 1980-е гг., в мире «неолиберальной глобализации» Советский Союз, опускаясь всё ниже по спирали, утратил шанс «догнать». Разрядка 1960-х гг. основывалась на определённом военном паритете, а в 1980-е гг. советская экономика уже не была в состоянии поддерживать этот паритет. Ничего не могло оставаться по-старому.
Перестройка в 1985 году началась с реформы системы государственного социализма, а после развала системы и Советского Союза завершилась реставрацией капитализма. Эйфория начала процесса не учитывала того, что в странах капиталистического центра в 1980-е гг. закончился цикл развития, который в предшествующие годы позволял существовать кейнсианскому «государству благосостояния». Но тогда ещё мало кто видел подлинное значение такого хода событий с точки зрения всего мирового развития. Это касается и шестилетней истории перестройки: чем дальше уходим мы от неё во времени, тем яснее видны особенности, существенные черты её истории, причины провала.
Подготовленный к XXVII съезду и опубликованный 26 октября 1985 года проект новой редакции программы партии, отбросив доктрину «развитого социализма», под знаком «перестройки» провозгласил в долгосрочной перспективе возврат к «социализму самоуправления» – представлялось, что предысторию перестройки следует искать в реформах Хрущёва[237]. В начале разногласия развёртывались не вокруг наследия, хотя в первые три года перестройки в КПСС сложились два основных направления, которые хорошо прослеживаются даже несмотря на то, что потом формировались всё более сложные и дифференцированные политические группировки. Лагерь, называемый консервативным (а поначалу – правым), исходил из сохранения государственного социализма, вёл острую борьбу против т. наз. демократов (и других критиков строя), называемых левыми, поскольку они ломали копья за радикальные реформы под знаком демократического социализма самоуправления[238]. Однако с годами оба лагеря весьма сущесг-венно изменились. «Консервативный» лагерь постепенно сдвинулся в сторону националистической, этатической реставрации, а демократы из левых перешли на либеральную «буржуазную» позицию, можно сказать, на правые позиции, к политике реставрации капиталистических отношений, включающую в себя введение многопартийной системы и «плюрализма собственности». Оба лагеря, однако, являли собой сложную картину с разными интеллектуальными и политическими направлениями.
236
О природе развития государственного социализма на венгерском языке см.: Államszocializmus. Értelmezések – viták – tanulságok. (Eszmélet könyvtár, L’Harmattan), Bp., 2007. (Szerk.: KrauszTamás-Szigeti Péter.)
237
Западная историческая литература, как правило, выводит, не без причины, начало, источники перестройки из эпохи Хрущёва, а отчасти описывает её как своего рода продолжение эпохи НЭПа. См.: Perestroika: The Historical Perspective. Ed. C. Merridale, King’s College Edward Arnold, London-N. Y., 1991. Главным образом IV часть: The New Economic Policy and Contemporary Economic Reform. Хорошую периодизацию истории перестройки даёт М. Малиа: Советская трагедия. Москва, РОССПЭН, 2000 г. См. ещё несколько важных работ по предыстории перестройки: Reform in Modem Russian History. Progress or Cycle. Woodrow Wilson Center Press and Cambridge University Press, Ed.: Theodor Taranovski, 1995.; Thomas C. Owen: Russian Corporate Capitalism from Peter the Great to Perestoika. New York, Oxford, Oxford Univ. Press, 1995. Jerry Hough: Russia and the West. Gorbachev and the Politics of Reform. Second ed. Simon and Schuster Inc., N. Y., London, Sydney etc., 1990 и т. д.
238
Духовный, интеллектуальный фон перестройки первоначально создавал сборник «Иного не дано…», в котором главные идеологи, учёные «перестройки» наметили альтернативы настоящего и будущего. В. Киселёв. Сколько моделей социализма было в СССР? // Иного не дано. Перестройка, гласность, демократия, социализм. Москва, «Прогресс», 1988. С. 354–369.