Задним числом Явлинский вполне справедливо рассуждал о том, что проблема менеджерской собственности, по сути, состояла в том, что не было такой рыночной структуры, которая бы бесперебойно обеспечивала бизнес, а возникла система, похожая на своеобразную азартную игру: «игра» проходит только в один круг. Поскольку нет «современной рыночной структуры, бесконтрольно забирают огромные прибыли, ничем не связанные с реальным функционированием предприятия или его полезностью». Он констатировал, что чёрный рынок никуда не делся; это проявляется в стремлении избежать уплаты налогов, различных технологиях по отмыванию денег, в сохранившейся «двойной бухгалтерии». Но сюда относится и хорошо известный в Восточной Европе способ: приватизация приносящей наибольшую прибыль части фирмы, остальные части сознательно приводятся к банкротству. В России нельзя было основывать экономику только на экспортных отраслях. Для Явлинского «эффективный собственник» не исчерпывался тем, что нестрашно, ведь разбазаривают только государственную собственность, потом вторичные собственники компенсируют это. Он указал на то, что между теоретической схемой и реальным российским рынком зияет пропасть. Собственность, – говорил он, «надо передать в надёжные руки». Явлинский в этом смысле – человек международного капитала, он хочет восстановить ответственность менеджера перед «настоящим собственником»’.
«Стерильная» позиция Явлинского не учитывает того, что трудовая собственность представлялась реальным решением. Либераль-ный-неолиберальный подход страшился в России – не беспочвенно – любых форм трудовой собственности, даже на капиталистической основе. С другой стороны, воцарились утопические представления относительно совместимости приватизации и «справедливости», «коллективизма». В советском обществе было сильнейшее сопротивление идее приватизации и по ментальным, и по моральным соображениям, несмотря на то, что позднее на антикоммунистической основе оно было легко осуществлено на практике (о чём стоило бы поговорить в отдельном исследовании). В любом случае, кажущиеся сегодня наивными представления, которые исходили из возможности общественного контроля над приватизацией, из приоритета общественных и производственных коллективов, ссылались на указ Михаила Горбачёва от 19 мая 1990 года и на советские законы «О собственности». Даже в решении ЦК КПСС и ЦКК от 25 апреля 1991 года подчёркивалась предпочтительность коллективных форм собственности, при сохранении широкого круга государственной собственности. В приватизационном процессе предписывалось «широкое участие коллективов по месту работы и профсоюзов». Характерно, что в обществе столь сильным было желание обобществления государственной собственности, что планы, излагающие приватизацию, производили такое впечатление, будто приватизация и есть обобществление, формирование народной собственности. Оппозиционная антикоммунистическая организация «Демократическая Россия» на своём учредительном съезде 20–21 октября 1990 года также связала проблематику приватизации и социальной защиты трудящихся, как будто их можно совместить. (Вспомним морализаторский, популистский стиль программы Шаталина). Более поздние экономические разработки трактовали такое отношение общества не как отражение в сознании народа[280] определённого исторического опыта общественного самоуправления, а как нелепый и иррациональный духовный рудимент государственного социализма и общественной собственности в противовес чистой частной собственности, рациональному господству «экономики»[281].
На основании последующего опыта приватизации сколько-нибудь серьёзный и объективный аналитик, рассматривая производственные отношения собственности трудящихся как мелких акционеров, может прийти к выводу, что приватизация в своей основе – это властные отношения, которые были нацелены не только на ликвидацию государственной собственности, но и на исключение «трудовой собственности». А ведь трудовая собственность в новой системе в России могла появиться только как одна из форм частной собственности, и как таковая, она была отчуждена от производителей, не делала их заинтересованными в делах предприятия, даже в производстве прибыли. Сколько-нибудь беспристрастные аналитики подчёркивают: если трудящийся собственник не принимает непосредственное участие в управлении предприятием, в контроле над менеджментом, он не может исполнять свои функции собственника, хотя нельзя отрицать, что с точки зрения сохранения рабочего места всё же «народная акция» может иметь серьёзное значение. В рыночной экономике, согласно окончательному выводу: «Превращение формального собственника в реального означает, что интересы собственника преобладают над интересами производителя». Следовательно, речь идёт о неразрешимом внутреннем противоречии системы, вследствие чего собственник-производитель не в состоянии исполнять на предприятии такую функцию, какую исполняли, например, в России 1917 года или в Венгрии 1956 года рабочие советы. Тогда они были коллективными уполномоченными трудящихся и стояли непосредственно над собственностью, то есть над процессом производства, в то время как менеджмент предприятия действовал под контролем коллектива трудящихся[282]. Массовое присутствие «трудовой собственности» даже в условиях капитализма несёт в себе реальную угрозу, что в кризисной ситуации может возникнуть требование самоуправления, и это повернётся против системы частной собственности. Таким образом, возникнет непосредственная связь между собственностью и властью. В конечном счёте, судьба общественной собственности была обречена, что, однако, нельзя понять во всей полноте и конкретности вне связи с международным фоном, который в значительной степени определял всю смену режима в Советском Союзе, а в особенности проблему перемещения собственности.
280
Позднее, в начале 1990-х гг., под председательством Ельцина, ради таких общественных настроений и идеологической манипуляции под руководством Чубайса провели т. н. ваучерную приватизацию. Провозглашался лозунг народных акций, а свелось к простому обману трудящихся.
281
Под знаком подобных идеологических конструкций рассматривает вопрос, например: Ю. Г. Александров. Приватизация общественной собственности в России и экономическая теория. // Собственность в XX столетии. С. 490–506. Неолиберальная ортодоксальность принуждает автора, фактически оставаясь в рамках сталинской логики, не видеть реальной разницы между государственной собственностью и общественной, коллективной собственностью. Коллективную собственность он просто переводит в мир утопий.
282
Т. В. Гаврилова. Акционерная собственность и корпоративное управление // Собственность в XX столетии. С. 628–631 и Д. О. Чураков. Русская революция и рабочее самоуправление. Москва, Аиро-ХХ, J 998.