Выбрать главу

Таня меня поразила, сочинив торжественный стих. Она же его и зачитала и приложила каллиграфически выписанный текст (все, конечно, каждый раз хлопали).

Рашидка (обычно его не особо видно и слышно) внезапно вышел из тени и преподнёс гостям целую коллекцию разноцветных рыбок с пёстрыми хвостами — всё из тех же трубочек от капельниц. Ветеринарше очень понравилось.

И, наконец, книги. Да, я ничего умнее не придумала. Ну, не картинку же мне рисовать, в самом деле?

— Я хотела бы подарить несколько книг. Прежде всего, вот эти, — я взяла в руки «Председательницу», мой последний непристроенный экземпляр, и журнальный вариант «Грозам вопреки». — Все советские люди прекрасно знают, какую тяжелейшую войну пришлось вести вьетнамскому народу против американских захватчиков. Советский Союз всегда поддерживал Вьетнам, и простые граждане всегда сопереживали гражданам Вьетнама, потому что Советский Союз тоже пережил ужасную войну с фашистским гитлеровским режимом…

Мне приходилось делать паузы, чтобы переводчик успевал; в этом месте оба вьетнамца синхронно закивали, и многие наши тоже.

— Эта книгу я написала о Великой Отечественной Войне, о подвиге трудового народа, о моей бабушке и о четверых её старших детях, двое из которых сидят сейчас здесь за столом. Это она — председательница, — я показала на бабу Раю и вытерла нежданно выступившие слёзы. — Извините.

Вьетнамцы с поклоном приняли томик и о чём-то оживлённо заговорили между собой.

— Простите, мы не поняли, — сказал парень, — вы — автор эта книга?

— Да. Я автор. И ещё одну, тоже о войне. К сожалению, пока она издана только в мягком переплёте… — я передала два журнала. — Эти люди тоже живут в городе Иркутске, и судьба их удивительная. Я думаю, что тема борьбы с иноземными захватчиками, тема труда, любви к родине и самоотдачи, а также тема человеческих взаимоотношений и семьи будет близка вьетнамскому читателю. Я очень надеюсь, что вам удастся сделать художественный перевод… или хотя бы ознакомиться с книгами лично.

Дядька, который говорил первый тост, встал и захлопал, а за ним и остальные.

— Ещё, — я слегка подняла руку, — ещё, товарищи, я очень хотела бы подарить нашим гостям книгу о пионере Павлике Морозове, которую мы написали вместе с моим другом, Владимиром. К сожалению, она должна выйти в издательстве «Детская литература» только в декабре, но если нам оставят адрес, то мы обязательно эту книжку перешлём во Вьетнам. Зато! — я подняла палец: — Есть вот такая книжка, я тоже хочу вам её подарить. Здесь, как видите, четыре автора: наш дядя Саша (Александр Нугманович), моя мама (её сегодня здесь нет, потому что она уехала на сессию, она получает высшее образование), мой папа (его, к сожалению, тоже нет за этим столом) и я. Это книжка про спортивные игры, для учителей и старших товарищей, которые занимаются с детьми, — снова все хлопали. — И напоследок, вот такие раскраски лично для вас. Это тоже я нарисовала, — я скромно расшаркалась, — может быть, у вас есть дети или племянники, и им приятно будет получить подарок из Советского Союза.

Товарищ переводчик принял подарки в восточной манере, сказал восточное «большое спасибо» примерно на две минуты и пожал мне руку гораздо уважительнее, чем раньше.

04. РАЗНОЕ

И НА ПОСОШОК

— А теперь давайте чай пить! — хлопнула в ладоши я. — Вы не представляете, какой у нас тётя Нина вкусный рыбный пирог стряпает!

Потом, совершенно внезапно, тётя Валя подошла к гостям с вопросом: а поют ли что-нибудь у них во время застолий? Вьетнамцы переглянулись и, кажется, установили телепатическую связь, после чего девушка слегка кивнула и спела что-то совсем непонятное, но очень мелодичное.

— У нас поют и русские песни, — сказал переводчик, и товарищи гости по-вьетнамски, но вполне узнаваемо выдали первый куплет «Катюши». Выступление вызвало оживление в рядах, и «Катюшу» запели уже на русском. Потом наши тётушки исполнили несколько излюбленных застольных хитов, в частности «Помнишь, мама моя, как девчонку чужую я привёл к тебе в дом, у тебя не спросив…»*

*Слова Н. Доризо,

музыка Н. Богословского.

Песня эта, вообще-то, от лица мужского, но тётушки мои, особенно тётя Валя и тётя Нина, невестки со стажем, пели с большим воодушевлением, потому что они и были теми самыми девчонками из песни…

Если ссорились мы, ты её защищала,

Упрекала меня, что неправ я во всём.

Наш семейный покой, как могла, сохраняла,

Навсегда, позабыв о покое своём…

В общем, день задался́. Дядька тот, с тостом, подходил, тоже жал руку, говорил как важно, чтобы наши земляки… и вклад Иркутской области… и про войну ещё, я уж устала так от этого опасения сболтнуть что-нибудь лишнее, что плохо соображала и старалась только молча кивать. Напоследок нам пообещали сообщить, по какому адресу будет вьетнамский культурный центр, и туда можно будет прийти и принести книжку, а уж они сами перешлют кому нужно. Ну и славно.

Гости уехали, я забрала вяло сопротивляющегося Федьку, залезла с ним на топчан к стеночке и вырубилась.

Помню, что потом меня пытались будить. За окном шуршал дождь — не морось, приличный такой. Я отбивалась и грозила будильщикам карами небесными. Вот бывает со мной такое. Если мозг устал — всё, не кантовать, при пожаре выносить первой. Так и не разбудили, короче. Зато в три часа ночи я сама проснулась, выползла с топчана — сна ни в одном глазу. Ну и что делать — нашарила на ощупь в шкафу свои тетрадки, пошла в кухню, села за разделочный стол, лампу настольную включила…

Вы как хотите, а книжки, даже фантастические, сами себя не напишут!

ПРАВДА, РАЗНОЕ

10 июня, понедельник

Всё воскресенье прошуровал дождь, такой лютый, что дороги (которые никто, естественно, ещё не успел ни подправить, ни отсы́пать), раскисли до ужасающего состояния. В понедельник молоковоз попытался сунуться и испугался застрять — это он нам потом сказал, на следующий день, когда относительно подсохло. А подсохнуть успело нормально, поскольку после ливня пришла жара, плюс двадцать четыре. Наши строители обрадовались, попросили у нас прощения, мол — под крышей мы и в дождь можем, а тут никак — и кинулись на дядь Сашин сруб. А я полдня с несданным молоком пурхалась — сметана, масло, творог в промышленных масштабах. Ирку с Наташкой позвала, между прочим — где-то помочь, придержать, подхватить и прочее. Они хоть заполошные, но с прямолинейными задачами вполне справляются. Да и вообще, пусть хоть представление имеют, мало ли в жизни что пригодится.

Зато Вова подошёл к мужикам и поговорил насчёт травы. Мол, если какое из семейных хозяйств вдруг сено подкашивало (мало ли, по низинам трава хорошо поднялась уже), и теперь переживают, что дожди, то если подешевле, мы бы взяли даже и подмоченное, и загоревшееся*, но желательно, чтоб скошено с сенорезкой было, типа как на силос.

*Это когда недосушенная трава

начинает перепревать

с выделением тепла.

11 июля

Утром Вова принёс от строителей новость, что будет нам мокрая резаная трава. И совсем недорого. У меня аж от сердца отлегло. Живут наши грядки!

Фермер-семейник подъехал рано, чуть ли не в восемь, рад был до посинения, что хоть кому-то удалось неликвид сбыть. Трава реально начала гореть, такая тёпленькая была. Я полюбовалась на кучу, от которой поднимался парок, и говорю:

— Если у вас ещё будет — везите нам смело.

Фермера, кажется, изрядно мучила совесть, что он детей нагрел:

— Да куда ж вам такое сено-то?

— Извините, пока не могу сказать. Это растениеводческий эксперимент. Если он будет удачным, результаты мы обязательно озвучим и даже опубликуем. Но пока такой травы надо много, именно загоревшейся. Будет у вас возможность — везите ещё, возьмём с удовольствием.

Мужик сказал, что не вопрос, накосит по той же цене, только купи́те. Короче, расстались мы взаимно довольные. Особенно я. Я рада была, как слон! Вопрос горячей травы и высоких грядок решён! Мульчируй — хоть замульчируйся.