При этом каждый собиратель в фургоне должен был понимать, что, скорее всего, это последний рейд под эгидой «Снежных волков». Дальше режим форсажа для многих будет отключен, и они, по сути, предоставлялись сами себе. Курирующая нас группировка продолжала сотрудничество только с самыми-самыми. Соответственно наша задача громко заявить о себе, если есть желание носить гордый статус «подснежников». И не только взять возможное и невозможное от Проклятого Городища, но и доказать свое право на такую привилегию. Налицо пряник, а кнут в виде бессменной «Плети» для тех, кто не будет выполнять норму, имелся изначально.
Путь до локации продлится четыре с половиной — пять часов. Затем минут сорок будем ждать загрузки призрачного средневекового мегаполиса. Мы заходили сразу после команды зачистки, те работали по окрестностям и городу, уничтожая наиболее зловредные и опасные проявления некрофауны, нам предстояло разбить полевой лагерь в течение четырех-пяти часов. С чем должны были помочь более опытные товарищи.
В частности, установить какие-то генераторы силовых полей, попав в которые мертвецы дохли, куда тем мухам. Но в палатках, кто не имел НАЗа, один черт, селиться необходимо было строго по одному человеку. В противном случае, при Сбое и Пробое оба или больше фигурантов на девяносто девять процентов успевали перейти в мир иной, прежде чем срабатывала защита.
После следовал отдых и обед, и как только поступала отмашка от братьев старших — начиналась работа до упора. Сутки в мерцающей локации длились двадцать шесть часов. Стандартная смена приравнивалась к шестнадцати, а десять представлялось на сон и другие нужны.
Ажиотаж и бурю вопросов породил процесс сбора. Так, нам «назначалась» улица, дома на которой распределялись между сформированными группами посредством жеребьевки. Затем мы планомерно выгребали все ценное имущество, не менее семидесяти процентов. Как это определить, вот вопрос вопросов, на который Никодим ответил коротко — «потом расскажут, поймете». Вывозили добычу за пределы городских стен на специальных сконструированных для этой цели телегах или тачках. С ними по силам управляться было и одному человеку. Сдавали хабар, получали деньги, возвращались и вновь грузились.
Происходило все таким образом из-за того, что не только в Городище, но и примерно на расстоянии триста метров от него, животным извне находиться было нельзя — дохли от необъяснимой болезни или некой злой силы. Разобраться в ее истоках местной научной мысли пока не удавалось, зато тенденция прослеживалась четко.
— Вы распределяетесь по группам, самостоятельно или принудительно, на каждую выдается одна телега, а затем…
— Я не согласен входить в какую-то группу! Мне и так хорошо, — высказался, перебивая наставника, — Только на моих условиях могу к кому-нибудь примкнуть.
Все мое существо протестовало против такого подхода. Надо же, коммунизм настал, Ленин встал из Мавзолея, и вдруг пришло всеобщее благоденствие: от каждого по возможности, каждому по потребности. Видимо, несмотря на то, что Джоре влиял на меня всего лишь около земных суток, но ценности неолиберализма вдруг стали неприемлемыми. Я за каждый элемент экипировки башкой рисковал и вынужден был продолжать поступать также впредь неизвестно сколько времени, но плодами должен поделиться с другими? Ну-ну.
— Интересно, — ухмыльнулся Никодим, — Не расскажешь о своих условиях? Чтобы и нам знать, — в голосе явная насмешка, на которую решил не обращать внимания.
Пока не обращать.
— Легко. При сборе в команде пятьдесят процентов заработка забираю себе. Остальное делится между членами, как они сами придумают, как сочтут нужным. Меня это не касается, но моя половина.
— Да ты офигел! — прокомментировала Гарпия, которая от моей «наглости» даже рот открыла, выпучив рыбьи глаза.
И так-то некрасивая деваха приняла совсем уж сказочно-дебильный вид. Из тех произведений народного фольклора, где разных ведьм или кикимор рекламировали.
Понеслось:
— Почему…
— Вот это запросы…
— Это вообще…
И, конечно, матерные эпитеты, которые рассказывали о моей беспринципности, замешанной на дикой алчности.
А кто-то и присвистнул.
Обвел тяжелым взглядом аудиторию, запоминая реакции одногруппников. В глазах Рыжего Лиса какая-то зависть и злоба, но ее во внимание не принимал. Еще бы. От кого тот огреб намедни? А теперь именно я служил постоянным напоминанием «унижения». На деле, вправления мозгов, постановки их на место. И ничуть не удивлялся, что тот винил во всем меня, но не себя, пушистика. Вот тоже галка на память, гадости надо было ждать какой-нибудь от этой парочки в любой момент. Вечер становился уж совсем томным.