— Вот таким путём! — Он ещё раз взыскательным взглядом артиста оглядел полный графин, удовлетворенно кивнул и вышел из салона с таким видом, словно ждал, что сейчас бурные аплодисменты вызовут его обратно на поклон.
Маша проводила Петухова неодобрительным взглядом и, вздохнув, вернулась к своим квитанциям.
Вскоре её отвлёк Гусааков. Шумный замдиректора любил не столько само дело, сколько всяческую суматоху вокруг пего. Но так как самому ему было лень придумать себе даже иллюзию деятельности, то он всегда слепо следовал примеру своего директора. И сейчас, заметив, что Петухов шумел вокруг вопроса о водоснабжении посетителей, он немедленно пошёл по его стопам.
Войдя в салон, он взял со стола пустую колбу и, выразительно посмотрев на Машу, сказал:
— Шарада-загадка: где вода?
Маша объяснила, что сам товарищ Петухов перелил воду из этой неизвестно откуда взявшейся колбы в новый графин.
— Правильно, я видел, — сказал Гусааков. — Но посуда не должна пропадать, откуда бы она ни взялась! Графин — хорошо, а два — лучше! Масштаб — размах! Зальём клиента водой, чтоб не сочинял сигналы-жалобы!
И, приказав наполнить колбу и поставить её на угловой столик, Гусааков прошёл в цех.
— Целый день из пустого в порожнее переливаем! — недовольно дёрнула плечиком Маша, но всё-таки пошла к крану, налила в колбу воды и поставила её на угловой столик, единственный, остававшийся без графина. Не успела она вернуться на своё место, как появилась Варвара Кузьминична с судочком.
Выяснив, что Семен Семенович уже час что-то читает в примерочной кабине, Варвара Кузьминична решительно двинулась к репсовым занавескам.
— Вот хорошо! — обрадовалась Маша. — Вы его как раз и вызовете сюда. А то он меня просил не мешать, а мне надо срочно в парикмахерский цех сбегать…
— Иди, Машенька! — улыбнулась Варвара Кузьминична. — Вытащу я его. Не беспокойся.
Гребешкова пришлось вытаскивать из кабины почти насильно.
— Да пусти ты меня, узкая ты женщина! — стыдил он Варвару Кузьминичну. — Как ты можешь думать про какой-то обед в такой момент!
— В какой момент, Семен Семенович? Я же не в курсе… — пустилась на хитрость Варвара Кузьминична. — Ты закусывай и объясняй.
— Верно, Варя! Ты же ничего не знаешь. Так слушай… — Он решительно отодвинул судок с котлетами, даже не взглянул на кефир и, освободив место на столе, раскрыл перед Варварой Кузьминичной зелёную папку.
— Это грандиозно, Варя! — сказал он, указывая на Константиновскую рукопись, и начал излагать её содержание, кое-где, для доступности, пересказывая по-своему мысли и выводы академика, а кое-где просто цитируя текст.
Рукопись эта была, по-видимому, начальной главой большой научной работы. Она так и называлась «Вместо введения». Она содержала некоторый общий обзор всей научной проблемы и рассказывала о сущности самого открытия и значении его. По-видимому, собственно научная часть: формулы, выкладки и расчёты, описания опытов, история изобретения — все это составляло содержание последующих глав, которых, к глубокому сожалению Гребешкова, в папке не оказалось.
Но и того, что он прочитал, было более чем достаточно, чтобы вскружить голову и разбудить самые дерзкие мечты у человека, даже гораздо менее восторженного, чем Семен Семенович.
Здесь значительно более подробно доказывалось то, что Гребешков уже слышал от академика, а именно, что сто пятьдесят лет — это лишь нормальный срок человеческой жизни. Из этого делался вывод, что наука обязана бороться за продление жизни, она должна
победить и раннюю старость и преждевременную смерть.
— Правильно пишет! — одобрительно заметила Варвара Кузьминична, когда Гребешков дошёл до этого места. — Надо что-нибудь сделать, чтобы не помирали. А то нехорошо получается. Людям все лучше жить становится, а тут — старость, и приходится помирать. Конечно, обидно!
— Верно, Варя, верно! — обрадовался Гребешков. — Ты рассуждаешь, как академик! Вот послушай. — И он почти продекламировал абзац из рукописи: — «…Мир, в котором тесно жить, в котором все люди грызутся между собой за кусочек счастья, такой мир боится человеческого долголетия. Ведь жизнь человеческая и сократилась-то из-за бессовестной капиталистической эксплуатации, из-за невероятных условий существования и труда людей… Нет, только мы можем по праву поставить перед собой задачу продления человеческой жизни. И только мы можем её разрешить! Мы в нашей стране уничтожили социальные причины преждевременной старости. Теперь дело за наукой. Она должна сделать следующие шаги к светлой цели — победе над смертью!»