Крайнева угнетала собственная беспомощность, невозможность активного сопротивления врагу.
Сегодня, когда во время ночной тревоги он вошел в цех, его поразил дружный взрыв хохота на рабочей площадке. Узенькая полоска света, пробивавшаяся сквозь заслонку завалочного окна, слабо освещала группу людей. Подойдя ближе, он узнал бригаду комсомольской печи. Среди молодежи выделялся усатый, огромного роста разливщик. Он смеялся раскатисто и долго, заглушая всех своим басом. Крайнев остановился и прислушался.
— Сижу я и отбоя дожидаюсь, — рассказывал подручный Сашка. — Вдруг слышу — какая-то женщина подошла к щели и кличет: «Ксеня, Ксеня, ты здесь?» Ну ее, конечно, спрашивают, какую она Ксеню потеряла. А она: «Боже мой, Ксенофонт Петрович как из ванны выскочил, так верхнее-то на себя забыл надеть!» Ей невдомек, что этот самый Ксеня верхнее-то на себя надел, а самое что ни есть нижнее забыл и сидит без штанов на мокрой глине.
Общий смех прервал Сашку, смеялся и сам рассказчик.
Крайнев тоже не мог удержаться от смеха.
— Ну, тогда мы поняли все, — рассказывал Сашка, — что эта самая Ксеня — Вальский Ксенофонт Петрович. Тут поднялся в щели хохот, такой хохот, что прямо невмоготу стало, а Петро, что на пятой работает, как застонет: «Ой, не могу, ой, не могу!» — да из щели и полез на карачках, а за ним и все остальные. Известное дело, когда человеку весело, его никакой страх не берет.
— Так вы поэтому и в щель не лезете? — спросил Крайнев, подходя и с трудом сдерживая смех.
— Да разве уйдешь от готовой плавки? — ответил за всех Шатилов. — Плавка на выпуске, мы уже и отверстие начали было разделывать. Может, тревога короткая будет, тогда и выпустим плавку сразу после отбоя, как только подадут напряжение.
— Не остынет она у вас? — спросил Крайнев и, достав синее в алюминиевой оправе стекло, заглянул в печь.
— Нет, Сергей Петрович, не остынет, — повеселев, сказал Никитенко, — мы газ держим хороший. А чтобы пламя как-нибудь заметно на трубе не было, дали избыток воздуха, пламя в печи короткое. У нас и дозорный на крыше сидит, на трубу для верности смотрит.
— А «папаша» что тут у вас делает? — спросил Крайнев, называя усатого разливщика его цеховой кличкой.
— Так у них в бригаде разливщика нет, — ответил «папаша». — До всего вот они дошли: и сталевар у них свой, и мастер — комсомолец, а разливать меня зовут.
Действия Шатилова противоречили уставу ПВО, но такой риск был допустим: ведь объект не демаскировался.
— Ну ладно, попробуем. На выпуск я приду сам, — сказал Крайнев и отправился к другой печи.
К моменту воздушной тревоги плавка на четвертой печи была готова к выпуску, но газ закрыли, и металл быстро остывал.
Ровно через двадцать минут после сигнала «отбой воздушной тревоги» на комсомольской печи выпустили плавку, на остальных плавка задержалась до утра.
Когда после разливки Крайнев зашел в рапортную, он увидел весь «кворум», как назвал Матвиенко группу командного состава.
Сергей Петрович сейчас же сообщил по телефону в штаб о положении в цехе и вызвал свою квартиру. С тревогой ждал он у трубки, пока наконец не услышал голос Вадимки.
— Ну, как там у вас? — обрадовано спросил он.
— Хорошо, папа, опять в нас не попали, — ответил мальчик, твердо убежденный, что немецкие летчики метят именно в их дом.
Сергей Петрович с облегчением повесил трубку.
— Надо сагитировать остальных рабочих поддержать почин комсомольцев — не оставлять цех во время налетов, — сказала Теплова, — а то мы так много не наработаем.
Матвиенко взглянул на Крайнева и едва заметно улыбнулся. Ему понравилось предложение девушки. Но Валентине показалось, что секретарь смеется над ней.
— А почему же нет? — горячо спросила она. — Почему? Ведь на фронте во время бомбежек бойцы не оставляют окопов? Нет! А разве у нас не тот же фронт?
— Рабочих мы сагитируем, — уверенно сказал Матвиенко. — Труднее будет начальство уговорить… Это же против устава ПВО. — Он позвонил в партком и попросил Гаевого прийти в цех.
Вошел Дубенко, имевший обыкновение обходить цехи после каждого налета. Вслед за ним появился Гаевой.
— Уговаривать рабочих оставаться в цехе во время налета мы не можем, — продолжал Матвиенко, вопросительно взглянув на директора. — Однако если они сами пойдут на это, то, пожалуй, можно будет рискнуть. Я считаю, что Петр Иванович даст свое согласие.