— Еще немного — всего три.
— Слушай, Дубенко: ты же чекист!
— Ну так что?
— Не знаю, как ты, а я на всю жизнь запомнил слова Дзержинского: «Чтобы быть чекистом, нужно иметь горячее сердце, холодную голову и чистые руки». А у тебя что? Сердце горячее, голова сумасшедшая, а руки? Руки грязные! Передергиваешь! Семь третьих эшелонов! Ты же не один клиент у дороги.
Дубенко вскипел и забегал по кабинету.
— Каждый борется за себя, а в общем это получается — за всех. Кто решает участь войны? Металлургия.
— А транспорт? Транспорт, по-твоему, не решает?
— Ты по каким рельсам ездишь? По деревянным? Кому я везу станки для обточки бандажей, рельсобалочный стан? Кому? Себе, что ли?
— Где ты остановился? — внезапно спросил начальник дороги, заметив в глазах Дубенко лихорадочный огонек, так пугавший дежурных.
— Между четырьмя Пензами, — зло ответил Дубенко. — Это самый сумасшедший город: четыре станции! Сбегаешь с Пензы-первой на Пензу-четвертую, прибежишь обратно — вот день и прошел.
— Выспаться хочешь?
— А ты эшелоны пропустишь?
— Пропущу. Но обоим наркомам, и своему и твоему, телеграммы дам: пусть знают, что ты здесь творишь.
Начальник дороги встал и открыл дверь в соседнюю комнату:
— Койка там, водка в ящике стола — пол-литра. Третий месяц стоит. Иногда нюхаю — помогает. Раздевайся, спи. — И, втолкнув Дубенко в комнату, закрыл за ним дверь.
— Что же делать с эшелонами? — спросил помощник, с интересом прислушивавшийся к разговору.
— Черт с ними, пропустите по «зеленой улице», с ходу. Как ты разберешь, который из них третий? Он сам хозяин — сам номера ставит. А наркомам приготовьте телеграммы, пусть там разбираются.
Две недели спустя директор и главный инженер вместе вошли к наркому. Тот разговаривал по телефону. Две трубки, снятые с рычагов лежали на столе, ожидая очереди.
Как Дубенко ни старался придать своей походке твердость, его пошатывало от усталости и волнения.
Безжизненные глаза Макарова встревожили наркома.
— Что у вас случилось, товарищ Макаров? — спросил он, кладя трубку на стол.
— У меня умер сын и очень болен второй. — Не ожидая приглашения, главный инженер тяжело опустился в кресло.
— Что со вторым?
— Воспаление легких.
— Простите, товарищ Макаров, но ведь у вас один ребенок!
Макаров с удивлением посмотрел на наркома: откуда ему известен состав его семьи? Ах да, был такой разговор, коротко, мимоходом. Пришлось рассказать о Вадимке и о Крайневе.
Нарком потребовал к себе референта и поднял одну из лежавших на столе трубок.
Дубенко дремал в кресле. Макаров сидел неподвижно, уставившись в угол.
Василий Николаевич не был на глухом степном разъезде и не видел нового могильного холмика, выросшего неподалеку от станции. Но этот холмик все время стоял теперь перед его глазами.
Вошел референт. Закончив разговор по телефону, нарком повернулся к нему:
— Выясните, кто лучший педиатр в городе, усадите его на самолет и отправьте вместе с товарищем Макаровым. Сульфидин нужен?
— Очень нужен! — оживился Макаров. — Нигде не можем достать.
— Тридцать граммов получите из моего фонда. Вылетайте сегодня же. Ко мне явитесь, как только ребенок будет вне опасности.
Нарком взглянул на Дубенко:
— А ты — в гостиницу. Пять суток отдыхай. Разговаривать будем после.
Зазвонил телефон, и взволнованный секретарь, быстро войдя в кабинет, громко сказал:
— Товарищ нарком, Кремль на линии.
3
Мертвая тишина, казалось, ползла из покинутых цехов в город. Прервалось ритмичное дыхание воздуходувок — это биение пульса завода. Даже воздух стал пахнуть иначе. Исчез легкий запах газа, который раньше казался таким неприятным и о котором теперь вспоминали как о чем-то родном, необходимом.
Город родился и рос вместе с заводом. Монтировались домны — и вырастали дома в поселке. Строились красные уголки и столовые в цехах — воздвигались дворцы культуры и фабрики-кухни в городе. Замащивались заводские проезды и дороги — покрывались асфальтом городские площади и улицы. На заводских пустырях радовали глаз газоны и клумбы — в городе возникали цветники и парки.
Город жил заводом и для завода. Он был тылом, завод — фронтом, где ежедневно, ежесменно шли непрерывные горячие бои за металл. Каждые восемь часов армия, давшая короткое, но напряженное сражение, сменялась другой, освеженной отдыхом, и результаты борьбы и успехов этих армий так же волновали город, как волнуют тыл успехи и неудачи фронта. Почетные труженики цехов были почетными гражданами города — их портреты украшали улицы наряду с портретами вождей.