— Заданий больше не будет никаких, — сухо отрезал Сердюк.
— Что, повременим?
— Нет, вам вообще не будет.
Все трое удивленно уставились на Сердюка. Он был явно недоволен, но никто не решился спросить почему.
Сердюк не спеша уселся за стол и подождал, пока разместились остальные. Павел не сел, боясь вымазать стул и скатерть.
— Повторите задание, которое вы получили.
Павел понял.
— Как можно было уйти без выстрела? — взмолился он.
— Приказано было уйти в случае явной опасности. Значит, нужно было уйти. Разве можно стрелять на виду у немцев? Вы не вольны распоряжаться своей жизнью: она принадлежит не вам, а Родине. Почему долго не приходил? В облаву попал?
— Да, немцы оцепили квартал. Рыскали по дворам. Но я от них улизнул.
— Вот полюбуйся, что получается. Сам ты мог погибнуть ни за грош. Гревцова рисковала собой, придя позже положенного часа. Братец твой отказался домой уйти. Вот и собрались вчетвером. Представь себе: сейчас облава — и всем нам сразу каюк. Людьми мы еще не обросли, — значит, почти вся организация провалилась бы, и из-за чего? А потом, что за настроения в группе? Вот Гревцова рассуждает так: «Убьют меня — одной меньше». Скажи пожалуйста, какая героиня! Жизни своей не жалеет. А одна — это двадцать процентов организации. Вы что: умирать остались или бороться?
— Бороться, — тихо ответила Мария.
— Если бороться — будем бороться, но только умно, хитро, тонко. Наше дело — уничтожать немцев, но самим выжить. Гореть, но не сгореть. Если уж умереть, так не зря. Вот и договоримся: либо железная дисциплина, либо я с вами не работаю. Других найду. Выбирайте.
Сердюк отошел от стола и снова уселся на кровать, подчеркивая этим, что он не торопит с ответом.
Павел еще не остыл после проведенной операции. Он так стремился поделиться своей радостью, и вдруг вместо похвалы — выговор.
— В подпольной организации дисциплина более необходима, чем где-либо. От нее зависят твоя жизнь, жизнь товарища, успех дела, — продолжал Сердюк. — А вы вносите отсебятину, глупо рискуете. А мне, а нам легко было сидеть и ждать, особенно после этого? — Сердюк показал рукой в направлении улицы. — Расскажи ему, Петр.
Тот рассказал брату, как около их дома только что застрелили человека. Павел слушал, опустив глаза.
«Дошло до него, — думал Сердюк. — Только надолго ли он поумнеет?»
— Больше так не будет, Андрей Васильевич, — твердо сказал Павел и поднял глаза на Сердюка, — ошибся малость.
— Какие новые задания? — спросил Петр, считая разговор законченным.
— Пока никаких. Позже вам всем придется устраиваться на работу. Где — договоримся потом. Там, где будет нужно организации: на заводе, в полиции и, возможно, в гестапо. Это будет лучшей конспирацией. Мария — не комсомолка. Ее можно послать в любое немецкое учреждение. И приучайте себя к мысли, что в подполье романтики не так много. Подполье — это тяжелая работа, будничная, требующая выдержки и терпенья. Зубы в десны вдавливать, но сдерживаться.
В комнате стало тихо. Опершись локтем о стол, задумалась Гревцова. То, что сказал Сердюк, явно не соответствовало ее представлению о борьбе в тылу у немцев. Ждать, терпеть, работать… Не терпелось ей. Она уже сейчас чувствовала себя обойденной. Петр и Павел получили задания, ее же берегли.
У другого края стола в спокойной позе человека, отдыхающего после рабочего дня, сидел Петр и уголком глаза следил за Павлом.
«Ребята, зеленые ребята! — думал Сердюк. — Сидеть бы им сейчас и обсуждать вопросы комсомольской работы, организации молодежных бригад, а они…» И он посмотрел на них с нежностью старшего брата.
— Вы поймите, товарищи вы мои, — сказал он, подходя к столу, и Мария удивилась неожиданной задушевности его голоса. — Поймите. Я сейчас делаю то же, что делал раньше. Я охранял Родину нашу, людей наших от гадов, переползавших границу, уничтожал их и теперь буду уничтожать тех, кто переполз границу, поднял голову. А вы? Вы и понятия не имели об этой работе. Вот Мария. Она собиралась этой осенью ехать учиться в Москву, ее очень интересует астрономия. Так ведь?
— Так, — ответила Гревцова, еще более удивленная тем, что Сердюк знает о ее планах.
— А теперешнее ваше занятие так же далеко от астрономии, как небо от земли. Петр — это будущий партийный работник.
— Вовсе нет, — возразил тот. — Никогда об этом не думал.