— Надо закрывать отверстия при открытом газе, — сказал однажды Макаров Григорьеву.
Григорьев пожал плечами:
— Знаю я это, но не умеют здесь, да и учить некому. Способ рискованный.
— Вся работа в мартене рискованная, и вы при Сайле рисковали, перегружая краны на двадцать пять процентов против проектной грузоподъемности. А если показать некому… я сам покажу.
После смены все сталевары и подручные собрались на одной из печей, где выпускалась плавка. Макаров надел кепку с очками, сняв с головы первого подручного, облачился в фартук, рукавицы и, немного нервничая, — давно уже не приходилось ему работать у печи, — мастерски закрыл отверстие на газу.
Григорьев, стоя в стороне и наблюдая за внимательными лицами окружающих, впервые в жизни пожалел, что ему никогда не приходилось работать сталеваром.
Макаров снял спецодежду и повел всех в рапортную.
— Видели? — спросил он, когда рабочие расселись на скамьях.
— Видели, — ответил один из сталеваров, — видели и другое: как печи стоят по три-четыре часа, если подручный «поймает ворону» и заморозит отверстие.
— Видели и как плавки в отверстие уходят, — заметил моложавый для своих пятидесяти лет, с легкой проседью на висках, сталевар Пермяков. — Показать — не шутка, когда умеешь, а вот научить как? Попробуй вот этого увальня Лапенко выучи, — ткнул он пальцем рыхлого, мешковатого парня, — он же ворочается, как слон, а тут спешка нужна, сноровка, его и лешак не выучит, — таким мать родила.
— А попроворнее у вас есть кто? — спросил Макаров, невольно улыбнувшись.
— Да вот второй подручный, Иван, — тот, пожалуй, сможет. Не парень — огонь!
— Ну и поставьте его за первого.
— Это как же так? — вдруг с неожиданной запальчивостью спросил Лапенко и даже привстал со скамьи. — Я четыре года работаю, а Иван всего два — и вдруг он за первого?
У Макарова блеснули глаза.
— Позвольте, позвольте, товарищи. У вас какой порядок в цехе? На высших разрядах здесь кто: тот, кто работает дольше или кто лучше?
— Ну, ясно, кто дольше, — ответил за всех Пермяков.
— Тут хоть как работай, — горячо сказал Иван, и его веселые, быстрые глаза почти просительно уставились на Макарова, — пока первый подручный не проштрафится или не уйдет — не передвинешься. Одна радость, когда он выходной или когда в отпуск уйдет, — хоть наработаешься всласть.
— Это так? — спросил Макаров, повернувшись к Григорьеву.
— Ну, конечно, так, вековая традиция мартеновцев. А как же иначе? Работает человек десять лет — и вдруг его сменить, а другого поставить… Какое основание?
— Так у вас молодежь никогда расти не будет.
— И не растет, товарищ начальник, — твердо отчеканивая каждое слово, произнес кто-то из угла, — как секретарь комсомольской организации заявляю — не растет.
— Товарищ Лапенко! Вы беретесь перекрывать отверстие на газу? — спросил Макаров.
Тот удивленно вскинул простодушные, со светлыми ресницами глаза: «Черт, а не начальник, две недели работает — и уже фамилию запомнил!» Не торопясь с ответом, парень почесал у себя за ухом.
— Не, не берусь.
— А вы, товарищ Смирнов?
— Я перекрываю, когда сталевар разрешает, но только редко.
— Это так? — Макаров смотрел на Пермякова.
— Умеет.
— За первого его поставите?
Сталевар замялся.
— Сможет, сработает, — уклончиво ответил он, боясь обидеть Лапенко.
— С завтрашнего дня ставьте Ваню первым, а Лапенко пусть у него поучится. Но смотри, Смирнов, не подведи, посмотрю, как работаешь. Справишься — инструктором поставлю. Будешь ходить с печи на печь и других учить, вроде как стахановскую школу откроем.
— Не подкачаю, товарищ начальник, — задорно ответил повеселевший Иван.
— Так это что выходит? — возмущенно спросил Пермяков. — Я тридцать лет работаю, а завтра, может, и до меня очередь дойдет?
— Может быть, — спокойно ответил Макаров. Он заметил, что этот несуетливый сталевар исключительно бережно ухаживает за печью и умеет без лишнего крика поддерживать в бригаде твердую дисциплину. — Даже наверняка дойдет. У нас среди мастеров есть и такие, что работают плохо. Почему бы им не посторониться и не уступить вам свое место мастера?
Пермяков силился подавить улыбку, невольно разжавшую его плотно сжатые губы.
Макаров позвал с собой заместителя, и они долго стояли молча у барьера площадки, следя за разливкой плавки.
— Я только одно прошу, — произнес Григорьев, когда ковш съехал с последней изложницы, — перемещения будете делать вы.