— Вы хотите быть хорошим, никого не обижать? — насмешливо спросил Макаров.
— Нет, я просто не согласен с вами; может, и не прав, но не согласен. И с закрыванием отверстия на газу тоже…
— Ну хорошо, согласитесь позже. А насчет отверстий — это же экономит двадцать — тридцать минут на каждой плавке. Ну, не без того, постоим иногда, проиграем во времени, но конечный выигрыш все перекроет.
17
В работе сталеваров есть одна особенность, резко отличающая их от рабочих многих других профессий. Труд токаря, фрезеровщика, сверловщика индивидуален, и каждый из них знает, что итоги работы в первую очередь зависят от него самого. Плавка в мартеновской печи является результатом сложного труда целого коллектива. Из одной смены она переходит в другую и порой заканчивается в третьей. Какой-нибудь час недобросовестной работы в начале процесса обрекает все остальные бригады на неуспех; пятиминутным промедлением на выпуске можно свести на нет результат труда предыдущих бригад. Настоящий сталевар должен обладать сильно развитым чувством товарищества, уметь, если надо, отрешаться от своих личных интересов.
Руководитель цеха часто затрачивает много времени и внимания, чтобы разобраться, по чьей вине плавка отклонилась от графика.
Расставить людей сообразно их способностям и притом в кратчайший срок — вот первая задача, которую поставил перед собой Макаров.
В этом деле Григорьев был плохим помощником. Основным критерием оценки работника для него являлись годы, проведенные у печи. Макаров знал другое — сталевары-скоростники, рекордисты очень часто вырастали именно из молодежи. В другое время Василий Николаевич неторопливо изучил бы людей и постепенно их расставил, но сейчас нужно было торопиться, и он решил устроить сталеварам своеобразную проверку, временно переводя их со сменной работы на работу от выпуска до выпуска. Сталевар сам начинал плавку и сам заканчивал ее выпуском в ковш. При таком методе уже нельзя было оправдываться в неудаче, ссылаясь на других.
Большинство приняло это предложение с восторгом, но те, кто привык прятаться за спины товарищей, заволновались.
— Это что же, если плавка будет сидеть в печи шестнадцать часов, — спросил один рабочий на собрании, — то и ты сиди в цехе две смены?
— А ты не сиди. Кто тебе мешает сварить за десять часов? — улыбнувшись, спросил Макаров. — Работа урочная, кончил плавку — иди отдыхай.
Сталевар Пермяков, спокойный и величественный, — хоть лепи с него статую, — никогда не выходивший из себя при задержках в работе, вдруг стал таким подвижным, будто с его плеч сняли добрых два десятка лет.
— Не узнаю старика, — говорил главный инженер Григорьеву, услышав, как сталевар яростно ругает машиниста за минутное промедление. — А кстати, почему он не в своей смене?
— Зашевелился старик. Его козырем всегда была тридцатилетняя работа у печи, а сейчас требуется козырь другой масти. — Григорьев подробно и с искренним удовольствием рассказал обо всех новшествах Макарова.
— Так ничего все же новый начальник? — спросил главный инженер, радуясь, что в интонации заместителя не чувствуется ни зависти, ни злобы.
— Хорош. У него диапазон большой — от заправщика до главного инженера.
После плавки Пермяков теперь уже никогда не высиживал дома положенное для отдыха время. Поспав немного, снова являлся в цех и с нескрываемой ревностью следил за работой других. В выходные для сталеваров дни к печам ставились подручные. В один из таких дней, сравнивая свои показатели с показателями Вани, Пермяков долго стоял у новой доски, где против фамилий сталеваров проставлялись цифры продолжительности плавок и съема стали.
— Неужели старею? Ну нет, я еще им покажу, — бормотал он про себя.
В этот день на комсомольской печи впервые работал сталевар Шатилов. Он пришел еще до выпуска и вместе с бригадой начал заправлять печь. Пермяков невольно залюбовался: сталевар с такой быстротой подбегал к печи, будто хотел прыгнуть в окно. Затем он на миг замирал, весь освещенный пламенем, и, отвернув в сторону обожженное лицо, сильно и метко бросал заправочный материал… И снова бежал, обгоняя остальных, задорно покрикивая. После выпуска Шатилов сразу начал завалку, не закрывая отверстия, и только после этого побежал назад помочь подручному.
Такой прием был для старика новостью.
— Десять минут сразу выгадал. — Пермяков сам не понимал хорошенько, огорчаться ли ему, что он до сих пор не знал о таком способе, или радоваться, что удалось его подсмотреть.