Мао Цзэдун в своей статье не говорил специально о состоянии советско-китайских отношений, он не говорил о «бескорыстном друге — СССР»: он не критиковал следующее утверждение Д. Ачесона: «Интересы русских в Северном Китае и в других районах страны существовали задолго до появления коммунизма. Это все началось не с появлением коммунизма. Это существовало задолго до появления коммунизма». Таким образом, Мао Цзэдун в ответ на речь Д. Ачесона, с одной стороны, показывал, что он желает проводить свою политику в отношении любой страны, будь то США или СССР. Во-вторых он перечислял свои исторические претензии к США: стремление Вашингтона добиваться своей политикой превращения Китая в американскую колонию, помощь сопернику Мао Цзэдуна в политической и военной борьбе в Китае, то есть помощь Чан Кайши. Мао Цзэдун также ставил в вину американцам их непоследовательность, в частности то, что они в зависимости от обстоятельств по-разному толковали характер отношений СССР и КПК, что объяснялось ориентацией Вашингтона на Чан Кайши.
Мао Цзэдун делал особый упор на доказательство того, что США могут не волноваться: Мао Цзэдун не допустит господства русских в Маньчжурии.
Наконец, Мао Цзэдун намеренно и специально не реагировал на ряд высказываний Д. Ачесона, утверждавшего, что Россия действовала в истории, задолго до появления СССР, в своих интересах, то есть во вред интересам Китая. Мао Цзэдун полагал, что эти слова государственного секретаря США отражали факты; более, главное тут было в том, что Мао Цзэдуну был близок взгляд на Сталина как на преемника политики прежней России в отношении Китая, политики, которую Мао Цзэдун если не огульно, то почти полностью считал вредной для Китая.
Итак, Мао Цзэдун, возможно, сам же и спровоцировав речь государственного секретаря США, использовал ее появление и ситуацию, когда он знал о предстоящем появлении официального заявления Министерства иностранных дел СССР (то есть фактически заявления Сталина) по этому поводу, для того чтобы выступить с разъяснением американцам своей политики в отношении США и СССР в момент, когда приближалось подписание договора между СССР и КНР; фактически Мао Цзэдун раскрыл перед Вашингтоном свою принципиальную позицию по вопросам советско-китайских и китайско-американских отношений в ходе бесед со Сталиным в Москве.
Мао Цзэдун в этом своем выступлении практически лишь формально осудил высказывания Д. Ачесона как клевету, но, по сути дела, не только не выступил в едином строю со Сталиным против утверждений Вашингтона, но как бы молчаливо солидаризировался с антирусскими и антисоветскими высказываниями американца по вопросу о характере политики России (а вслед за ней и СССР) по отношению к Китаю. Таким образом, Мао Цзэдун показал американцам, что им не следует опасаться союза Москвы и Пекина.
Далее, Мао Цзэдун использовал эту возможность для того, чтобы довести до Вашингтона свои условия движения по пути налаживания нормальных отношений с Вашингтоном в будущем.
Министр иностранных дел СССР А. Я. Вышинский (а по сути дела, сам Сталин) делал особый упор именно на осуждении высказываний Д. Ачесона по вопросу о Монгольской Народной
Республике. При этом министр иностранных дел СССР напоминал о том, что МНР существует уже три десятилетия, что ее статус оговаривался в Ялтинском соглашении, а следовательно, США тогда соглашались с ним. Он также напоминал, что в 1945 году Китайская Республика признала МНР, а КНР в 1949 году установила с ней дипломатические отношения.
В своей статье (в интервью Ху Цяому) Мао Цзэдун ни словом не затронул эту проблему. Иными словами, он не осудил высказывания Д. Ачесона.
Мао Цзэдун сделал это совершенно сознательно. Он хотел показать и своим коллегам по руководству КПК — КНР, и американцам, всему внешнему миру, включая и СССР, Сталина, что КПК и КНР не будут подстраиваться в этом вопросе под мнение Сталина, идти за ним. Мао Цзэдун пошел в данном случае наперекор Сталину не только потому, что Сталин позволил себе осуждать такую форму демарша Пекина, как опубликование интервью Ху Цяому вместо заявления министра иностранных дел, и не только потому, что упреки Сталина и Молотова затрагивали суверенитет и самоуважение КПК и КНР, но и потому, что упреки со стороны Сталина, в которых Мао Цзэдун усмотрел проявление великодержавного шовинизма, вызвали у него глубокое возмущение, гнев и размышления.