В этой связи важно упомянуть о том, как произошло на практике признание Сталиным руководящей роли Мао Цзэдуна в Компартии Китая.
С 16 сентября по 6 ноября 1938 года в штаб-квартире КПК, небольшом городе Яньани, затерянном в горах на севере Китая, проходили заседания шестого пленума ЦК КПК шестого созыва. Это был важный пленум. В каком-то смысле его можно даже приравнивать к съезду партии. И дело было не только в том, что со времени шестого съезда КПК, проведенного, как уже упоминалось, в 1928 году на территории СССР, неподалеку от Москвы, прошло уже целых десять лет, и не только в том, что со времени предыдущего пленума истекло уже пять лет, но и в том, что коренным образом изменилась ситуация: началась широкомасштабная японская агрессия на территории собственно Китая, прекратилась, во всяком случае декларативно, гражданская война и налаживалось сотрудничество между двумя главными политическими силами Китая — Гоминьданом и Компартией Китая — в целях оказания всей мощью объединившейся китайской нации отпора Японии. Весьма существенно переменилась и обстановка внутри самой КПК, которая проявляла все большую самостоятельность. Наконец, немаловажным было и то, что Китайская Республика и Советский Союз оказались в результате развития исторических событий перед необходимостью укреплять двусторонние межгосударственные отношения, имея перед собой, по существу, общую угрозу со стороны агрессора — японского милитаризма. Мао Цзэдун говорил, что «шестой пленум ЦК решил судьбу Китая». [4]
На шестом пленуме ЦК КПК шестого созыва политический доклад «О новом этапе» сделал член Политбюро ЦК партии Мао
Цзэдун, выступавший от имени Политбюро. В конце пленума произошло событие, сыгравшее немалую роль и в истории партии, и в двусторонних отношениях Сталина и Мао Цзэдуна. Заключительную речь на пленуме произнес член Политбюро Ван Цзясян. Незадолго до пленума он возвратился из Москвы, общепризнанного тогда центра международного коммунистического движения и штаб-квартиры ВКП(б). Участники пленума с напряженным вниманием ожидали сообщения Ван Цзясяна о том, с чем он приехал из Советского Союза. Ван Цзясян не обманул их ожидания. В устной форме он довел до сведения членов ЦК КПК мнение Сталина и Г. М. Димитрова. Примерный смысл этого сообщения был таков: «Исходя из практики борьбы в ходе китайской революции, необходимо признать, что товарищ Мао Цзэдун является вождем Компартии Китая». [5]
Сталин и Мао Цзэдун ни в 20-х, ни в 30-х годах не встречались друг с другом. В отличие от многих руководителей компартий различных стран Мао Цзэдун не ездил в Москву, в Коминтерн, к Сталину за инструкциями и советами. До 1949 года Мао Цзэдун вообще не выезжал из Китая. Сталин же, проявляя большое и постоянное внимание к тому, что происходило в Китае, интересовался и политической деятельностью, и взглядами Мао Цзэдуна, сетуя иной раз на то, что он никак не может составить о них четкого представления. Гораздо лучше, чем Мао Цзэдун, Сталину были известны некоторые другие лидеры КПК, особенно те из них, кто работал в Коминтерне, бывал в Москве. В то же время Сталин общался с весьма узким кругом иностранных коммунистов и мало кто из китайцев мог похвалиться тем, что виделся лично со Сталиным. В общем, сведения о Мао Цзэдуне были у Сталина косвенными; практически никто из советских коммунистов не имел возможности долго наблюдать Мао Цзэдуна в 20-х и 30-х годах и представить Сталину развернутый портрет Мао Цзэдуна. Со своей стороны и Мао Цзэдун не имел возможности составить полное представление о Сталине, ибо посредников для общения со Сталиным у Мао Цзэдуна в 20-х и 30-х годах практически не было.
Сталин полагал своей прерогативой формирование высшего руководства многих зарубежных коммунистических партий; при этом зачастую все решало личное впечатление Сталина о том или ином деятеле. В случае с Мао Цзэдуном Сталин был вынужден действовать как бы с завязанными глазами.
И тем не менее в 1938 году Сталин принял решение признать Мао Цзэдуна вождем Компартии Китая. Существуют рассказы со ссылками на очевидцев о том, что Ван Цзясян перед отъездом из Москвы имел встречу с Г. М. Димитровым, формальным главой Коминтерна. Именно во время этой встречи Ван Цзясяну и было сказано, что Сталин признает Мао Цзэдуна вождем Компартии Китая. Но сказал это не сам Г. М. Димитров, а ответственный работник Коминтерна Д. 3. Мануильский, который фактически был соглядатаем Сталина в аппарате Коминтерна. Г. М. Димитров сидел молча, но само его присутствие свидетельствовало о том, что Сталин принял такое решение и всем, в том числе Г. М. Димитрову, оставалось лишь молча соглашаться с этим. Д. 3. Мануильский же выступил в данном случае как «голос Сталина».