Следует обратить внимание еще на одно обстоятельство, бегло упомянутое Уборевичем: «Я чертовски боялся войны в 1930 — 1931 гг. (!), видя нашу неготовность (!)».
Э.Волленберг считал, что «понадобились захват японцами Маньчжурии и резкое ухудшение военного положения, чтобы Тухачевский стал замнаркома»1. Однако это не совсем так. Причиной возвращения Тухачевского, принятия его «концепции модернизации» и кадровых перестановок в военной элите не было обострение военно-политической обстановки на Дальнем Востоке. Японские войска захватили Мукден и начали оккупацию Маньчжурии только 18 сентября 1931 г. При этом боевая тревога в ОКДВА еще не объявлялась. Численность войск, находившихся под командованием В.Блюхера, оставалась неизменной вплоть до 1932 г.1236 1237 1238. Японская армия летом 1931 г. технически была слабой. Лишь в июле 1931 г. было принято решение о ее технической модернизации, поэтому она не могла в 1931 г. внушать серьезных опасений советскому политическому и военному руководству'1. Легкое беспокойство в высших военно-политических кругах начало проявляться только в июле 1931 г.1239, т.е. уже после проведенных кадровых перестановок и возвращения в центральное руководство Тухачевского.
1 Только 5 июля 1931 г. Политбюро ЦК приняло решение о
поездке Ворошилова на Дальний Восток1. Лишь 14 ноября 1931 г. М.Литвинов беседовал с польским посланником в СССР Пате-ком, а неделю спустя предложил последнему начать переговоры о заключении Пакта о ненападении ввиду осложнения ситуации на Дальнем Востоке. При этом примечательно, что Политбюро 20 ноября 1931 г. предложило Литвинову «сегодня же или в крайнем случае завтра начать формальные Д!) переговоры с Па-теком» по этому вопросу1240 1241. Следовательно, в это время советское руководство еще не решилось менять внешнеполитическую концепцию: западное направление продолжало оставаться приоритетным. Лишь 27 ноября 1931 г. Сталин в письме к Ворошилову поставил задачу заняться «сейчас же организацией ряда серьезных предупредительных мер военного и невоенного характера» на Дальнем Востоке1242. «Главное теперь — в подготовке обороны на Дальвосте», — совершенно ясно определил внешнеполитические приоритеты Сталин 27 ноября 1931 г.1243.
Кроме того, смещение «военной тревоги» с Запада на Дальний Восток вряд ли могло вынудить политическое и военное руководство к радикальному изменению концепции модернизации, к превращению в доминирующую установку — решение «танкового вопроса». Характер дальневосточного театра военных действий, сам противник указывали на нецелесообразность применения танков в качестве приоритетного и решающего средства оперативно-тактических решений и уж тем более формирования-для этого крупных мотомеханизированных соединений. На это вполне обоснованно указывали высшие офицеры РККА, хорошо знакомые с дальневосточным театром военных действий. Танки и мотомеханизированные соединения целесообразно было использовать именно на западном театре военных действий. Однако все это было уже после возвращения Тухачевского в центральный аппарат и после принятия его «программы модернизации» и в ее рамках «большой танковой программы».
5
Советско-германские отношения 1931—1933 гг. и «военная партия* в СССР
Итак, обострение советско-польских и германо-польских отношений, а также охлаждение советско-германских отношений — отчасти это было вызвано стремлением влиятельной группы германского политического руководства к сближению с Францией на антисоветской основе, вплоть до войны против СССР. Отчасти ситуация была обусловлена и переговорами, а затем заключением в начале 1931 г. советско-французского Пакта о ненападении, а также начавшимися переговорами с польским правительством о заключении аналогичного пакта.
В стремлении сохранить и улучшить дружеские отношения с Германией советское руководство на встречах с германскими официальными лицами стремилось всячески затушевать значимость указанных договоров. «Ворошилов самым категорическим образом подчеркивает неизменное чувство дружбы, питаемое здесь к Германии, — сообщал в своем письме фон Бюлову 17 октября 1931 г. германский посол в Москве фон Дирксен. — По его словам, как переговоры с Францией, так и переговоры с Польшей представляют из себя явления чисто политического и тактического характера, которые диктуются разумом. В особенности же ясно отдают себе здесь отчет в отсутствии внутренней ценности договора о ненападении с Польшей... Границы с Польшей Ворошилов считает, как это он подчеркивал в разговоре с Адамом, неокончательными»1244. .