Варяг — это тот, кто везёт или несёт соль для других, понимая символом чего является соль.
У нас нет подробных книг с описанием жизни какого-либо из волхвов или шаманов. Всякие разные Кастанеды со своими воспеваниями галлюциногенных грибочков — чернуха для студентов, этот контингент в основном и читает. А потом обкуривается. А очень хотелось бы иметь описания жизни настоящих волхвов и великих шаманов гиперборейской школы. Был бы объём для сравнения. Но, увы, книг нет.
А вот для меня есть моя жизнь — своеобразная книга. В самом деле, раз я взялся писать такую книгу о Сталине, и получилось, то это говорит о том, что некий общий жизненный опыт, общий хотя бы для начала пути у меня со Сталиным есть. Да, оба кузнецы. И лечил я. Сапоги, правда, не тачал. Но ведь сапоги Сталин тачал не по собственному выбору, Виссарион пристроил. Парадоксально: но Меняйлов тоже и варяг! Я тоже участвовал в перевозке соли. Правда, не понимая её смысла.
Случилось это, когда я был студентом, и часть нашей студенческой группы (лучшей по успеваемости группы института все годы, постоянно награждали поездками, тогда же был и в Грузии — не случайно всё это) отправили на практику на химкомбинат в Уфу. Деньги, выданные на обратную дорогу, и суточные я прогулял с будущей своей «главраввинской» женой.
Сел в поезд — и рубля не было, какая-то мелочь. Приехал, повезло уже начиная с того, что поселили в заводском общежитии, смехотворные 5 копеек в день. Однако надо ведь было есть, но не было на что. Уже трое, если не четверо, суток не ел, шатало уже. Во времена позднего социализма способов подработать без трудовой книжки практически не было: только погрузочно-разгрузочные работы. Ну, я впервые и отправился на товарную станцию разгружать вагоны. И сразу дали разгружать вагон соли. Как сейчас помню: 63 тонны, рубль за тонну. Нас — трое: я и ещё двое каких-то ханыг. Вагон для перевозки соли был не приспособлен. У специального вагона снизу шибер, выдвинул — соль сама и высыпается. А это был обычный вагон, соль внасыпную, грузили, видимо солесосом через верхнее вентиляционное окно, словом, дверь, придавленная солью, не открывалась.
Залезли мы в вагон через боковой вентиляционный люк. Выкидывать соль, пока не откопаем дверь, вынуждены были лопатами через эти самые вентиляционные окна. Мало того, что люки узкие настолько, что лопата не проходит, то есть кидаешь в окно, а часть непременно обратно в вагон сыпется, но и соль была насыпана по самые эти окна. До потолка метр, если не меньше. То есть не разогнуться: встал на колени и только так и кидать
— а часть назад.
Мало того, что меня от голода уже шатало, но ещё и эти зверские условия, на коленях в соли, да ещё кидаешь, а часть обратно летит — словом, дошёл до крайней степени изнеможения. До самой крайней. Никогда впоследствии во всю жизнь я до такого изнеможения не доходил, даже на соревнованиях по борьбе. На следующий день просто подняться не мог. Стресс — это ещё слабо сказано.
С точки зрения духовных практик новых религий, это ж высший пилотаж: предварительный многодневный жёсткий голод, стресс, да ещё в соли на коленях. Соль была вообще везде: в ушах, в носу, в волосах и во всех прочих местах. Так что очень даже инициатический «ритуал» жизнь мне преподнесла. Кто бы мог подумать, что это может быть важно… Вагон, дорога — варяг.
Тот случай — благословение. Вот только воспользовался ли я им? И в полной ли мере? Очень хочется верить, что воспользовался хоть сколько-нибудь. Но вера она и есть вера.
Вот, оказывается, ещё какую мне сорганизовали точку пересечения с Варгой, опыт которой позволяет мне понимать Сталина. Редкий опыт: думаю, и один из сотни людей с высшим образованием его не прошёл.
А вспомнил я о том вагоне так: когда написал начало этой главы, понял, что Сталин ещё и варяг — сижу и думаю: надо бы и мне приобщиться к варягам. Дело происходило на Баскунчакском солепромысле, сталинской «Всесоюзной солонке», в общежитии для приезжающих предпринимателей (дерут, гады, за постой безбожно, но выбора не было), священную гору калмыков Богдо из окна видно.