Священник Цанширм, к которому обратились, чтобы зарегистрировать рождение малютки, был не то не слишком грамотен, не то туговат на ухо, а может быть, ему показалось слегка непонятным произношение отставного таможенника – в центре Европы, что в Австрии, что в Швейцарии, до сих пор встречаются самые диковинные диалекты немецкого, так что порой жители двух отдаленных деревень понимают друг друга весьма приблизительно, примерно так же, как русский поляка, – как бы то ни было, в метрику он вписал имя «Адольф Хитлер», поименовав таким образом не только отдельно взятого австрийского младенца, но и целую эпоху, следы которой заметны по сей день.
Итак, Адольф Гитлер, один из наиболее часто проклинаемых исторических персонажей прошлого века, вошел в этот мир, получив в наследство от родителей не слишком крепкое здоровье, но зато ясный рассудок и присущее крестьянам упорство в достижении цели. Именно это упорство и стало причиной его высочайшего взлета и глубочайшего падения.
Впрочем, слабое здоровье не мешало ему стать заводилой среди местных мальчишек. «Я рос в среде мальчуганов физически очень крепких, и мое времяпрепровождение в их кругу не раз вызывало заботы матери, – вспоминал он на страницах «Моей борьбы». – Менее всего обстановка располагала меня к тому, чтобы превратиться в оранжерейное растение». Рано научившийся читать, он быстро освоился в отцовской библиотеке и оттачивал на сверстниках умение рассказывать вычитанные из книг истории. Ораторское искусство германского фюрера уходит корнями в его далекое детство.
Впрочем, судя по всему, не только ораторское искусство. Родом из детства и ставший всемирно знаменитым символ свастики. Зрительные впечатления Гитлера запомнились ему на всю жизнь. Впервые он увидел свастику, или «крест Ханга», в возрасте шести лет, когда был певчим в хоре мальчиков в Ламбахе, в Восточной Австрии. Она была введена бывшим аббатом Хангом как герб монастыря и в 1860 году высечена на каменной плите над обходной галереей обители. Позднее в этом солярном знаке Гитлер узрел символ победы арийского человека. Разработанный лично им стяг со свастикой в 1920 году стал знаменем НСДАП, а 1935 – государственным флагом нацистской Германии (см: Кох-Хиллебрехт, М. Homo Гитлер: психограмма диктатора. Минск, 2003).
Более того, любовь к рассказыванию историй и склонность к лидерству едва не привели будущего вождя германского народа к церковной карьере. «В свободное от других занятий время я учился пению в хоровой школе в Ламбахе, – писал он. – Это давало мне возможность часто бывать в церкви и прямо опьяняться пышностью ритуала и торжественным блеском церковных празднеств. Было бы очень натурально, если бы для меня теперь должность аббата стала таким же идеалом, как им в свое время для моего отца была должность деревенского пастора. В течение некоторого времени это так и было. Но моему отцу не нравились ни ораторские таланты его драчуна-сынишки, ни мои мечты о том, чтобы стать аббатом». Забавно, что мысли о духовном звании и о том, как приятно и выгодно принадлежать к столь мощной организации, как церковь, посещали не только Гитлера. Стать церковным иерархом мечтал в свое время и Йозеф Геббельс. Осуществись их мечты, церковь, вне всякого сомнения, приобрела бы прекрасных, беззаветно преданных ей служителей, а мир – кто знает! – обошелся бы без Третьего рейха.
Геббельс, Пауль Йозеф (29.10.1897-01.05.1945), – высокопоставленный партийный функционер НСДАП, главный пропагандист Империи, министр народного просвещения и пропаганды. Ближайший соратник Гитлера. Покончил с собой 1 мая 1945 года.
Однако вскоре мечта о будущем, связанном с церковью, оставила Адольфа Гитлера. Общая напряженность в мире, ожидание войны, которая вот-вот должна начаться, сказывались на настроениях даже в маленьком провинциальном городке. К тому же юному Адольфу попались в руки несколько томов из отцовской библиотеки, посвященных тогда еще недавней франко-прусской войне. Нашлись там и книги, повествующие о героическом прошлом германцев, империи Фридриха Великого и Священной римской империи. Как и многим мальчишкам того времени, Гитлеру «загорелось» стать солдатом. Но в его случае чистые эмоции, свойственные воинственным пацанам всех времен и народов, подкреплялись хотя и фрагментарными, но все же познаниями об истории Германии.
Однако до осуществления этой мечты нужно было еще дожить. А пока Алоиз Хидлер решил дать сыну образование. Младшие классы базовой «народной» школы Адольф одолел без труда. «Учение в школе давалось мне до смешного легко, – вспоминал он. – Это оставляло мне очень много времени, и я свой досуг проводил больше на солнце, нежели в комнате. Когда теперь любые политические противники, досконально исследуя мою биографию, пытаются «скомпрометировать» меня, указывая на легкомысленно проведенную мною юность, я часто благодарю небо за то, что враги напоминают мне о тех светлых и радостных днях». Но, окончив базовые классы, нужно было выбрать гимназию или реальную школу, чтобы продолжить обучение. Естественно, Алоизу гимназия пришлась не по нраву. Это, во-первых, обошлось бы семье довольно дорого, а во-вторых, в гимназии преподавали массу гуманитарных предметов, совсем ненужных чиновнику на государственной службе. А Алоиз, считая себя на редкость удачливым человеком, а свою карьеру – верхом совершенства, хотел для сына только такого будущего. Кроме того, он довольно рано заметил способности сына к рисованию, а в австрийской гимназии этот предмет, по его мнению, преподавался из рук вон плохо. Поэтому Адольф стал посещать реальную школу в Линце.