Выбрать главу

Одряхлевавший правитель оставался верен себе, он не препятствовал скрытому соперничеству, развернувшемуся среди своих сотрудников. Ближайшие сподвижники Сталина не отличались большой сплоченностью. Но Генералиссимус и не пытался заставить их дружить. Они были старательными и энергичными функционерами, а также умели заставить работать своих подчиненных.

Соратники Вождя очень часто спорили друг с другом, и Сталин поощрял эти диспуты, не только следуя принципу «разделяй и властвуй». Он искренне полагал, что в спорах рождается истина. Поэтому Вождь допускал определенный плюрализм мнений и в своем окружении, одновременно пытаясь извлечь из данного обстоятельства политическую выгоду. Оно, несомненно, позволяло ему лучше формулировать свои собственные идеи и предложения.

Однозначно, Сталин не доверял в полной мере никому из своего ближайшего окружения. Однако весьма сомнителен тезис о том, что Вождь, объявив во всеуслышание о своих предпочтениях правопреемства, преследовал какие-то далеко идущие определенные цели. В немалой степени он сам стал заложником той системы власти, которую создал. Поэтому не следует искать в умерщвлении Вознесенского и Кузнецова заведомого умысла со стороны Сталина. В первую очередь, они стали жертвами своих властолюбивых и жестоких одноуровневых собратьев, а также чрезмерной ретивости гэбистов.

Между тем проблема преемственности в руководстве страной приобретала все большую и большую актуальность. Разочаровавшись окончательно в поисках преемника в последний год своей жизни Сталин вновь обратился к ленинскому опыту.

Заветы Сталина

Здоровье Сталина сильно ухудшилось к концу сороковых годов, что стало заметно невооруженным взглядом, в первую очередь, его ближайшим сотрудникам. Его хронические заболевания, прежде всего ревматические боли в мускулах, способствовали болезням сердечно-сосудистой системы. Как известно, «ревматизм лижет суставы и кусает сердце».

А избыточно усиленная насосная работа сердца при излишне большом объеме крови, участвующем в обращении, вызывает гипертензию — повышенное внутрисосудистое давление жидкости (крови, лимфы). Обильное питание, вкупе с малой двигательной активностью (гиподинамией) и курением способствовали атеросклерозу сосудов головного мозга и повышали риск инсульта.

Серьезные неполадки в организме Сталина — прямое следствие его весьма неупорядоченной жизни начали сказываться еще до завершения гражданской войны. В начале двадцать первого года, высказывая Ленину мнение о плане ГОЭЛРО, кавказец мимоходом упоминает, что нашел время и «имел возможность прочесть сборник» вследствие своего недуга:

«Болезнь помогла (нет худа без добра!)».

Как это свойственно волевым натурам, Сталин всегда скептически относился к медицине и врачам. Малопродуктивные действия эскулапов при лечении Ленина увеличили его недоверие. Тем не менее, он внял советам коллег-приятелей и стал периодически в отпусках ездить на юг лечиться. Вплоть до тридцать седьмого года, Сталин почти каждый год месяц, а то и два, проводил на черноморских курортах. Ревматизм, который он приобрел в ссылке в Сибири, не отступал. Болезнь оказалась практически неизлечимой, лишь временами заглушаемой. Но изначально крепкий организм все же дал себя знать. Ближе к шестидесяти годам состояние здоровья Сталина стабилизировалось. И он оказался достаточно крепок физически и духовно, дабы достойнейшим образом встретить вражеское нашествие.

В годы военного лихолетья у Сталина появились признаки новых проблем с состоянием здоровья, он весьма ощутимо сдал физически и, отчасти, морально. Сказались четыре года тяжелейших испытаний и сверхчеловеческого напряжения.

16 ноября 1943 года Молотов сообщил Авереллу Гарриману, что Сталин «был не совсем здоров» и даже одно время не покидал апартаменты, чтобы не сорвать поездку в Тегеран.

Ближе к осени 44 года Сталин не смог принять из-за болезни американского генерала П. Хэрли для получения информации «о намечаемых американским правительством планах сухопутной войны в Китае против Японии».

Состояние его здоровья все ухудшалось. Генералиссимус ощутимо занедужил уже в период проведения Потсдамской конференции и вынужден был извиняться перед Трумэном «за то, что он опоздал на один день,… хотел лететь, но врачи не разрешили».