VII расширенный пленум Исполкома Коммунистического Интернационала, проходивший в Москве в ноябре-декабре 1926 года, был ординарным, даже несколько скучноватым мероприятием. Поэтому, выйдя на трибуну, чтобы произнести заключительное слово, Сталин хотел не только дать ответы на сложные вопросы, но и поднять настроение участникам. Следует указать, что упоминающийся ниже объект сталинской критики — Г. Е. Зиновьев (Радомысльский-Апфельбаум) — с 1919 г. являлся председателем Исполкома Коминтерна. Позже был разоблачен как враг народа, судим и расстрелян. Реабилитирован в период горбачевщины. Отрывок взят из стенограммы пленума.
«Зиновьевская манера цитирования напоминает мне одну довольно смешную «историю» с социал-демократами, рассказанную одним шведским революционным синдикалистом в Стокгольме. Дело происходило в 1906 году, во время Стокгольмского съезда нашей партии. Этот шведский товарищ довольно смешно изображал в своем рассказе буквоедскую манеру некоторых социал-демократов цитировать Маркса и Энгельса, а мы, делегаты съезда, слушая его, хохотали до упаду. Вот содержание этой «истории». Дело происходит в Крыму во время восстания флота и пехоты. Приходят представители флота и пехоты и говорят социал-демократам: вы нас звали за последние годы к восстанию против царизма, мы убедились, что ваш призыв правилен, мы, матросы и пехота, сговорились восстать и теперь обращаемся к вам за советом. Социал-демократы всполошились и ответили, что они не могут решить вопроса о восстании без специальной конференции. Матросы дали понять, что медлить нельзя, что дело уже готово, и если они не получат прямого ответа от социал-демократов, а социал-демократы не возьмутся за руководство восстанием, то дело может провалиться. Матросы и солдаты ушли в ожидании директив, а социал-демократы созвали конференцию для обсуждения вопроса. Взяли первый том «Капитала», взяли второй том «Капитала», взяли, наконец, третий том «Капитала». Ищут указаний насчет Крыма, Севастополя, насчет восстания в Крыму. Но ни одного, буквально ни одного указания не находят в трех томах «Капитала» ни о Севастополе, ни о Крыме, ни о восстании матросов и солдат. (Смех.) Перелистывают другие сочинения Маркса и Энгельса, ищут указаний — все равно никаких указаний не оказалось. (Смех.) Как же быть? А матросы уже пришли, ждут ответа. И что же? Социал-демократам пришлось признать, что при таком положении вещей они не в силах дать какого бы то ни было указания матросам и солдатам. «Так провалилось восстание флота и пехоты», — кончил свой рассказ шведский товарищ». (Смех.)
О взглядах другого врага народа — Л. Д. Троцкого распространяться незачем; они мало чем отличались от взглядов Зиновьева[4]. В том же выступлении на вышеупомянутом пленуме Исполкома ИККИ досталось от Сталина и этому деятелю. Так называемая левая оппозиция терпела идейное поражение за поражением, поэтому пронырливые троцкисты из кожи вон лезли, чтобы только остаться в партии. Свои ошибки, свою вину перед партией они признавали. Только делали это в высшей степени неискренно, формально.
На вопрос о том, как относится Троцкий к своему меньшевистскому прошлому, Троцкий ответил не без некоторой позы: «…Тот факт, что я вступил в большевистскую партию… уже сам по себе доказывает, что я сложил на пороге партии все то, что отделяло меня до той поры от большевизма». Сталин говорил:
«…Как можно складывать такие пакости на пороге партии? (Смех.) …Сложил ли он эти вещи на пороге партии про запас для будущих боев в партии?
…Не раз обращались к Троцкому с вопросом об его отношении теперь, в 1926 году, к его же «теории» перманентной революции… Он сказал, что «теория» перманентной революции имеет некоторые «пробелы»… КАКИЕ именно пробелы имеет в виду Троцкий… — обо всем этом он не сказал ни слова. (Здесь и ниже выделено Сталиным. — Л. Г.)
Троцкий поступил в данном случае так же, как поступали в старое время некоторые ловкие оракулы, когда они отговаривались от вопрошающих двусмысленным ответом, вроде следующего: «При переходе через реку будет разбито большое войско». Через КАКУЮ реку, ЧЬЕ войско будет разбито, — пойми кто может». (Смех.)
Когда во время Первой мировой войны немцы подошли к Парижу на расстояние в 80 километров, известный политический деятель Клемансо начал бешеную атаку на пугливое и нерешительное французское правительство. Он возглавил его и руководил им чисто диктаторскими методами, придав войне с Германией наступательный импульс.
4
Троцкий — псевдоним, подлинное имя — Лейба Бронштейн. Троянский конь международного Сиона, внедренный к большевикам. Это о нем, злорадствуя, судачили в кругах белой эмиграции: затевал революцию, как Троцкий, а заплатил по счетам как Бронштейн.