Мы тогда вместе с бойцами общим духом жили — бойцы были рады, и мы радовались. Им плохо — и нам трудно.
Когда наступление началось, настроение у всех стало повышенное. Большие пополнения к нам на берег прибывали. Совсем рядом с нашим белым домиком батарею установили.
Прибыли к нам моряки. Разговор был, что с Дальнего Востока они. На дворе стужа, они куртки свои расстегнут, а под куртками — одни тельняшки. Узнали они, что Наденька моя — мастерица платки вышивать, стали ей платки заказывать; требовали, чтобы на всех углах платочка якоря были вышиты.
Когда лёд пошел и трудно было лодкам на тот берег переправляться, моряки стали на переправе работать. Свяжут между собой лодки, со льдины на льдину прыгают, сами по льду идут, а лодки тащат за верёвки, шестами подталкивают. Невозможно храбрые были. Как, бывало, уйдут через Волгу, мы их ждём — не дождёмся. Ведь бывали случаи — они посреди Волги лодки тащат, а попадёт мина, оборвёт веревку и уносит льдину вниз по течению; и тут уже ничто не спасёт. Немцы, что к Волге у Царицы вышли, как заметят нашего человека на льдине, сразу же огонь открывали. Сама я однажды видела, как унесла льдина смелого моряка, а он, родимый, что-то кричал, словно прощался с нами.
А потом, когда лёд стал, немцы всё по Волге стреляли. Но и тут наши бойцы их перехитрили. Возьмут, бывало, обыкновенные санки, к ним шнур металлический привяжут. Один боец с нашего берега к себе санки тянет, а другой в это время с того берега шнур разматывает. Как дойдут санки до нашего берега — разгрузят их, и снова начинает боец с левого берега шнур сворачивать. А санки, точно сами ползут. Потом и без санок обходились. Ночью по ледяной дороге такое движение было, как в мирное время на главной улице.
Нам в ледостав сытнее жилось; и бойцы радовались — все по извозу на Мамаев снаряды носили. А немцам с каждым днем всё хуже было. Не проехать, не пройти не могли — в окружение попали. Стали продукты им с самолётов сбрасывать. Только мало тех продуктов немцам доставалось, больше наши перехватывали. Бывало, придут бойцы, смеются, показывают: «Вот, смотрите, мамаша, воздушные гостинцы получили в мешках — белые галеты, в железных баллонах шоколад, а вот это консервы — из деревянных ящиков».
Пришёл к нам новый год. Всем хотелось его как можно лучше встретить. Настроение было такое, словно победу встречаем. Опять собрались гости в нашем «белом домике» — генералы были, начальники. С того берега вдруг радиопередача заговорила, музыка заиграла. Все мы вскочили; слышно было, как с той стороны нас с новым годом поздравляют. А потом с той же стороны открылся огонь. Берег весь закачался.
Теперь уже стали бойцы не так пригибаться к земле, во весь рост начали ходить; все были уверены, что скоро немцу конец. Как-то смолкло всё; разговор пошёл, что это в тишине переговоры ведутся. А потом снова жестокие атаки начались. Приходили к нам прощаться бойцы разные: и повара и кладовщики. Говорят: «Довольно нам сидеть на берегу Волги, и наш черёд пришёл в бой идти».
Тут слух пронесся, что идёт к нам на соединение большая армия. Мне первым об этом парикмахер сказал. Помню, сапоги на нём были драные. Я ему говорила: «Что ж ты при своей профессии в таких сапогах ходишь?» А он мне отвечал: «Победим — новые сошью».
Он всё на передовую просился. Потом про него много разговоров было. Когда начали наши бойцы немца с Мамаева кургана сгонять и наверх полезли, к резервуарам водопровода, что на самой верхушке, этот боец первым на водопроводную башню залез и поднял над ней знамя.
Как я стала разведчицей
Н. Я. Юдина
Мы рыли окопы за городом, когда немецкие бомбардировщики налетели на Сталинград.
Я вернулась обратно в город; парикмахерская, в которой я работала мастером в мужском зале, уже была разбита. И от дома, где я снимала угол у одной бабушки, — ничего не осталось. Пошла я. в садик около мединститута; там было вырыто много окопов и блиндажей. В этом садике размещалась какая-то часть войск НКВД. Они только устраивались на новом месте. Гляжу, один военный сидит на пенёчке, бреется и уже во многих местах порезался. Я подошла к нему и говорю:
— Давайте, я вас добрею.
— А вы сумеете? — недоверчиво посмотрел он на меня.
— Сумею.
Побрила я его, водой вместо одеколона вспрыснула; не успела оглянуться, а ко мне целая очередь.
Несколько дней, пока не наступали сумерки, брила я в этом садике бойцов и командиров.